Двенадцать раз про любовь - Моник Швиттер Страница 29

«Хорошо, Снупи, это останется между нами. Однако писать означает выставлять свои тайны напоказ. Тема следующего сочинения: Секрет, который мне уже давно хотелось разболтать. Вы можете, конечно, писать о чужих тайнах, если так вам будет проще. Начали!»

В конце занятия я собираю работы. Учительница обещает, что семь отсутствующих тоже выполнят задание. «Только нужно обязательно назначить срок, – говорит она, – и чем быстрее, тем лучше».

– Тогда давайте – сегодня вечером, двадцать два часа.

– Лучше всего контактировать с детьми в Фейсбуке, – говорит она, – для школьников это сеть с положительными коннотациями, они ей доверяют.

Это что – шутка? Учительский юмор? Судя по всему, отнюдь, она спрашивает: «Я надеюсь, у тебя есть страничка в Фейсбуке?» Я киваю, она вздыхает с облегчением. «Вот и прекрасно. Тогда я скажу ученикам, что они должны тебе написать и попроситься в друзья, хорошо?»

Я в замешательстве.

«Когда проект закончится, ты сможешь удалить их из друзей».

Четверть десятого. Муж сегодня – в вечернюю смену, в последнее время он почти всегда работает вечером, я одна, дети спят, собака спит. Вздрагивает во сне под моим столом. Я сажусь за стол и читаю шестнадцать секретов, которые уже давно хотелось разболтать. Шестнадцать, которые я собрала в конце урока.

Работа Дженнифер Хайтманн. «Я увидела отца моей подруги на вокзале с другой женщиной, но не могу рассказать об этом подруге, если ее мать узнает об этом, она убьет его. Или себя».

Работа Несрин Гюль. «Я знаю, что моя подруга по вторникам и четвергам не учит уроки с одноклассниками, а встречается с немецким парнем, которого она любит больше всего на свете».

Работа Марвина Гоша. «Я дружу с приятелем, у его отца новая семья. И теперь он платит старой семье меньше денег, пусть, мол, получают пособие. Поэтому сын не может параллельно с учебой работать, если будет работать – пособие сократят. На этого отца нужно написать заявление в полицию – он ломает жизнь своему сыну».

Сплошные друзья и подруги… И все-таки первым словом всегда стоит – Я. Бросаю взгляд на часы: без десяти десять. Заглядываю на свою страничку в Фейсбуке. Поступили два сообщения. От Матьё – ничего. Варю себе кофе. Часы пробили десять. Проверяю – Матьё онлайн. Ничего не могу с собой поделать – пишу ему сообщение.

«Матьё, ты про домашнее задание не забыл?»

Ответ приходит тут же: «Без паники, сейчас будет».

Я допила кофе, сообщения так и нет. Почти половина одиннадцатого. Паршивец. Пойду спать. Новое сообщение.

«Добрый вечер, мадам. Вот мой секрет. Мой отец – пресвитерианский священник. Если он узнает, что у меня есть подружка (атеистка), он выгонит меня из дома. До свидания, Матьё».

Я выключаю компьютер.

Мы уже даже имя придумали, так, в шутку. «Если у нас будет ребенок, назовем его Павел», – сказал Якоб.

– А если будет девочка?

Якоб рассмеялся: «Девочка? В моей семье девочки не рождаются».

– А почему вдруг Павел?

– Имя красивое, и со словом «раззявил» рифмуется.

Я покачала головой: «Якоб, дай мне почитать».

– Вот видишь, тебе нужен покой. Ты же сама сказала, что детского плача не выносишь, поэтому будет Павел – Павел, чего рот раззявил?

– Якоб, ты спятил.

– Нет, это ты спятила, совсем помешалась на своем покое. Любой человек будет мешать, не важно, как его зовут – Якоб или Павел. Заруби себе на носу. Я пошел гулять, а ты наслаждайся тут своим покоем.

Велосипедные дорожки покрыты мокрой опавшей листвой, я опаздываю, но ехать так быстро, как надо бы, не получается. Позади вокзала строят подземный переход, дорожку перекрыли. Полно машин. В последний момент я сворачиваю на проезжую часть, мимо проносится автомобиль – так близко, аж руль дребезжит. Я торможу, переднее колесо уводит в сторону, я падаю. Огромный грузовик сигналит, успевает меня объехать, но окатывает водой. Нога болит, я поднимаю велосипед, взбираюсь в седло и кручу педали с такой силой, словно участвую в гонке.

На велостоянке у школы пусто. Я пристегиваю велосипед и вижу, как сломя голову бежит Тайфун. «Ух, повезло, вы тоже опаздываете». Он задыхается. «Вы же совершенно мокрая».

– Я знаю.

– И грязная. У вас все пальто сзади черное. Вы что, так в класс пойдете?

– А у меня есть выбор?

«Доброе утро, извините за опоздание, давайте сразу к делу. Я прочитала ваши Секреты, которые вам уже давно хотелось разболтать, и сочинила из них один длинный текст. Сейчас мы его вместе прочитаем».

Ученики пристально смотрят на меня. Только Матьё внимательно изучает карандаш.

Я приветливо киваю, обращаясь ко всем: «Ну что, кто начнет?»

Слышу, как Тайфун шепчет: «Она приехала на велосипеде».

Хихикают.

«Все верно, я приехала на велосипеде, как и всегда. Если хотите, мы можем обсудить это после урока».

Молчание.

– Матьё, пожалуйста.

– Пожалуйста, что?

– Прочитай, пожалуйста, текст.

– Не хочу.

Продолжает изучать карандаш.

Подключается учительница: «Матьё, прочитай, пожалуйста, текст».

«Я не хочу», – отвечает он, наклоняется под стол, открывает сумку и кидает туда карандаш. Снова выпрямляется. Мы ждем. Я не свожу с него глаз. В конце концов, он берет текст, окидывает меня презрительным взглядом и начинает читать – очень тихо, запинаясь и спотыкаясь, словно маленький ребенок, который учится говорить. Каждый раз, когда он останавливается, одноклассники подсказывают ему следующее слово, следующий оборот, следующее предложение. Он повторяет, растягивая одни слова, безбожно проглатывая другие. Если бы у меня не было текста перед глазами, я бы не поняла, что он читает.

Когда он доходит до истории с отцом-священником и подружкой-атеисткой, смеются все, даже Матьё. К нему возвращается уверенность.

– Ну, и как ее зовут, эту твою подружку? – кричит Деррик.

– Латойя, – отвечает Матьё и вытягивает губы, чмокая воздух.

– Латойя, – шумит класс.

Матьё делает успокаивающие пассы руками: «Только без кипиша, о’кей?» и, обращаясь ко мне: «Достаточно или дальше читать?»

После урока он подходит к учительскому столу. «Ты что-то хотел, Матьё?» – спрашиваю я между делом, убирая материалы в сумку. «Вы же сказали, после занятия можно задать вопросы. У вас брюки в ужасном состоянии, вот здесь, сбоку, посмотрите».

– Да, спасибо, я знаю, я упала.

– Упали?

Он распахивает глаза, в точности как при нашей первой встрече. Осматривает меня с ног до головы. Кивает. «Повезло. Вам повезло, мадам».