Прощаю - отпускаю - Анастасия Туманова Страница 29

– Ей-богу, зарезать на суп прикажу… – вслух подумала о петухе Настя. – И так голова ноет, а он ещё и голосит, проклятый… Так что стряслось с этой Васёнкой?

– С ней-то, шишигой, ничего… А вот с вами, не ровён час, да с барином – случится, коль не спровадите её подобру-поздорову! – зловеще предрекла Дунька. – А что улыбаетесь-то? Барину-то всё пустяк, привёл, сбросил вам на руки – а вам тоже горюшка мало! Одна я в доме обо всём думать должна!

– Ну, разумеется, без тебя нам всем давно бы пришёл конец…

– А то нет?! – подбоченилась Дунька. – Я-то, как эту Васёну увидала, сейчас подхватилась – и к Агариным понеслась! У меня там кума в ключницах обретается… И всё как есть вызнала! Гоните её, барыня, прочь, покуда беды не сделалось!

– О-о-ой, только не говори, что она ведьма и от её взгляда молоко киснет…

– Хуже!!! Ведьма не ведьма, а Гришки Стрижа невеста наречённая! – выпалила Дунька и торжествующе взглянула на свою барыню. Настя потёрла пальцами лоб, нахмурилась:

– Подожди-подожди… Какого ещё Гришки Стрижа? Это того самого, который…

– Истинно!!! Сами помните, он ещё перед Пасхой от барина сбёг, да ещё какой убыток учинил – полдома спалил! И по лесам теперь хоронится, как леший, и цельная ватага у него таких же лешаков! Они и у Трентицких дальний хутор сожгли, и Лазареву-барыню на дороге подловили и такое с ней учинили, что сказать вам совестно, хоть вы и мужняя жена! И Истратиных старосту Гришка в овраге зарезал, и…

– Ну, будет, будет, мне ясно. Но с чего ты взяла, что наша Василиса как-то к этому причастна?

– Может, и не причастна, а только бережёного бог бережёт! – отрезала Дунька. – Мне Пантелеевна рассказывала, что Гришка до своей наречённой сам не свой был! Из-за неё, Васёнки этой, весь сыр-бор и разгорелся! Из-за неё он и барина чуть не порешил, из-за неё Гришка…

– Так в чём же был сыр-бор? – недоверчиво улыбнулась Настя. – Как в этих глупых романах, не смогли обвенчаться попросту, без страстей-мордастей?

– Вам смехи всё! А только барин не дозволил венчаться-то, Гришка и осерчал! Да ещё говорят, будто…

– Довольно, избавь меня от этих сплетен! – замахала руками Настя – и тут же обессиленно откинулась на спинку кресла. – Боже, да как же виски ломит, хоть бы впрямь дождь пошёл… Дунька! Ты мне с утра ливень обещаешь, и где он?!

– Сбегать поторопить? – невинно осведомилась Дунька.

– Слушай, я в тебя сейчас кину чем-нибудь!

– Воля ваша, а что с Васёнкой прикажете? Вы разумейте, что Гришка её всё равно для себя добудет! Спалит вам всё имение, в убыток вгонит – а добудет, потому он до неё больной с малолетства! Вот моё вам слово, избавьтесь от этой шишиги поскорей, покуда…

– Кто бы меня от тебя избавил! – полусердито оборвала её Настя. – Как я, по-твоему, смогу от неё избавиться, если это – приобретение Никиты Владимировича?

– Барин её вам подарил, стало быть, и распоряжаться вам!

– Всё, замучила ты меня! Поди вон! И… Позови ко мне Васёну.

Дунька гордо прошествовала в людскую. Когда она скрылась, Настя встала, озабоченно встряхнула обеими руками тяжёлую косу, так и не уложенную с самого утра в причёску, и несколько раз прошлась по комнате. Остановившись у окна, всмотрелась в голый, облетевший сад, грустно вздохнула.

Осторожное шарканье босой ноги по полу заставило Настю обернуться.

– Изволили звать, барыня?

Василиса стояла у дверей. Настя обернулась к ней – и невольно залюбовалась стройной фигурой девушки, не испорченной даже старым мешковатым сарафаном, её густой косой, переброшенной на грудь, чистым, строгим, красивым лицом, длинными стрелами бровей, синими спокойными глазами.

– Бог мой, как же ты хороша! – искренне сказала она, подходя к Василисе. – Я такого и не видала никогда!

– Шутить изволите, барыня, – ровным голосом отозвалась та.

– Какие шутки, когда и впрямь – Василиса Прекрасная! Вот только что мне с тобой делать теперь?

– Что желаете, воля ваша.

– Что ты скажешь, если я выпишу тебе вольную?

– Ка-а-ак это?.. – ахнула Василиса.

– Очень просто, – пожала Настя плечами. – Ты мне ни копейки не стоила, стало быть, в убытке не останусь. Барин, я уверена, возражать не будет. Справим документы в уезде, и ты – свободна!

– Барыня, миленькая!!! Да за что же?!! – простонала Василиса и с размаху кинулась опешившей Насте в ноги. – За что же гневаться изволите?! Что я худого сделала, чего вам про меня наговорили?!

– Как, ты не хочешь быть свободной? – озадаченно спросила Настя. – Да встань ты, дура, что за глупости такие?! Поднимись и объясни, только без рыданий! Ну, бог с тобой, не будет тебе вольной, только растолкуй же…

– Да чего ж тут толковать?.. – Василиса неловко, цепляясь за дверной косяк, поднялась. Руки у неё дрожали, по бледному лицу ползли слёзы, и девушка тщетно вытирала их рукавом. – Куда же я, вольная, пойду-то? У меня на всём свете родни никого, кроме дедушки, у господ Агариных остался… Куда денусь-то, барыня, благодетельница? Чем на хлеб заработаю? Кто из господ местных вольную в работу возьмёт, коли у каждого свои люди есть? А в городе я и не знаю никого, и…

– Ты могла бы отыскать своего жениха.

Васёна побледнела так, что на лице, казалось, остались одни огромные синие глаза, и Настя против воли снова залюбовалась ею. «Родит же Господь красоту такую… Будь она дворянского сословия – вся высшая знать лежала бы у неё в ногах!» Вслух же она удивилась:

– Да что ж ты так перепугалась? Я не буду чинить препятствий!

Василиса закрыла глаза. Несколько раз глубоко, всей грудью вздохнула, явно силясь успокоиться и взять себя в руки. Ей это удалось. Через мгновение она уже прямо смотрела в лицо Насте и своим ровным, почти бесстрастным голосом говорила:

– Барыня, я вам присягнуть готова, что пустое это всё. Всё, что вам про меня и про Гришку наговорили. Пустое и напраслина. В том могу и крест поцеловать.

– Ты хочешь сказать, что он не был твоим женихом?

– Николи! Да дедушка и не согласился бы никогда! Да кто ж за него пошёл бы, за Гришку, за аспида такого?! Свататься – сватался! Да барин наш… – тут Васёна запнулась, и по её лицу разлилась густая розовая краска. Настя, подойдя, смотрела на неё с растущим любопытством.

– И что же приказал твой барин?

– Сказали, что я не для мужика сиволапого рождена… Изволили распорядиться в комнаты меня взять… в услуженье… Сыну хотели приятное сделать… – Васёна смотрела в пол у себя под ногами. – А мы что же… Мы люди подневольные… Только с того дня дедушка уж сильно занедужил. Он и так грудью мучился, а без меня и вовсе… И в саду ему трудно стало…

Настя встала и, не замечая того, как испуганно умолкла девушка, принялась ходить по комнате.