Серебряная богиня - Джудит Крэнц Страница 29

Весной 1963 года, в воскресенье, Стах и Дэзи, которой теперь было одиннадцать, вошли в ресторан лондонского отеля «Коннот», чтобы, как это было у них теперь принято, позавтракать вдвоем.

Как галерея Уффици в ряду музеев живописи, «Коннот» представлял собой одно из высших достижений западной цивилизации в сфере общественного питания, и Стах, по-прежнему озабоченный приручением своей непокорной дочери, считал, что насыщенная роскошью и комфортом атмосфера отеля как нельзя более подходит для этой цели. Швейцар приветствовал их у дверей, как старых знакомых. Отец и дочь пересекли вестибюль и по широкому коридору направились к ресторану.

Крепко держа Дэзи за локоть, Стах провел ее мимо длинных столов, заставленных блестящими серебряными подносами с самыми разнообразными закусками, салатами, омарами, фаршированными грибами и всевозможной выпечкой. Столы с закусками располагались вдоль широкого коридора, там же находился маленький зеркальный бар, стояли высокие вазы с весенними цветами, и выставленное на обозрение изобилие призывало Дэзи подолгу задерживаться у каждого блюда, чтобы постараться еще до чтения меню выбрать самое привлекательное.

Любимый столик Стаха и Дэзи помещался в самом центре зала, представляя собой отличный наблюдательный пункт.

Когда они появились в ресторане, многие посетители подняли головы от тарелок, чтобы взглянуть на эту пару. За прошедшие годы Стах совершенно не изменился. Коротко подстриженные светлые волосы оставались все такими же густыми, от его облика веяло решимостью и отвагой. Даже будучи один, он привлекал к себе внимание, но вместе с Дэзи становился объектом живейшего интереса и пристального изучения, что не характерно для высшего общества, где не принято внешне проявлять любопытство. Но Дэзи была просто сказочным ребенком. При росте, достигавшем уже пяти футов, она обладала той чуть заметной округлостью форм, что характерна для девочек накануне полового созревания. Тоненькая и хрупкая, безупречно сложенная, она выглядела такой чистой и одновременно исполненной жизненной силы, что при одном взгляде на нее у самых закаленных взрослых людей невольно вырывался подавленный вздох сожаления о собственной, давно ушедшей юношеской красоте и утраченном здоровье. Она была одета в платье из тончайшей шерсти цвета слоновой кости с набивными букетами бледно-розовых цветов и бледно-зеленых листьев. Ворот украшала гирлянда из объемных цветов, сделанных из той же ткани, что и платье.

Светло-золотистые длинные волосы Дэзи были гладко зачесаны назад и перехвачены лентой, но отдельные волнистые пряди, выбиваясь, спускались на лоб и курчавились за ушами.

Стах провел дочь к их столику с гордым видом собственника, чего он не в силах был скрыть. Он обожал Дэзи до такой степени, что порой это чувство пугало его самого. Много лет назад он понял, что очень опасно вкладывать весь капитал своих чувств в другое человеческое существо, но оказался беспомощен перед простым фактом существования ненаглядной дочери, этого сокровища, которое однажды уже почти потерял, этого упрямого, дерзкого, милого создания женского рода, в которое он влюбился с первого взгляда так, как не любил за всю жизнь ни одну женщину.

В Дэзи Стах видел свою навсегда оставшуюся в прошлом невинную, полную надежд юность, которая возвращалась теперь к нему только в мечтах или в те редкие, длившиеся всего несколько секунд мгновения, что человек испытывает сразу после пробуждения, когда краски вокруг неправдоподобно ярки и его охватывает ощущение беспричинного счастья.

Облаченный во фрак официант вручил Дэзи белую карту меню, хотя за три года совместных воскресных завтраков с отцом она выучила меню наизусть.

— Итак, княжна Дэзи, — любезно приветствовал ее метрдотель, — каков будет ваш выбор сегодня?

— С чем у вас пирожок «Мэнтенон»? — спросила она.

— Мелко рубленные яйца, смешанные с протертыми грибами и майонезом, в маленькой корзиночке из слоеного теста.

— Дэзи, ты уже ела яйца на завтрак. Почему бы тебе не начать с шотландской лососины?

— Она значится в разделе «экстра», папа, — угрюмо упрекнула его Дэзи.

Стах лишь вздохнул. Сколько раз он убеждай ее, что она смело может заказывать из этого раздела меню, но все напрасно. Привычка к бережливости, приобретенная в раннем детстве, не покидала ее даже в этом фешенебельном ресторане, где итоговый счет всегда настолько поражал воображение, что одно-два дополнительных блюда из раздела «экстра» прошли бы незамеченными. Она ходила с отцом в «Коннот» просто потому, что он водил ее сюда, но ничто не могло заставить ее заказать что-нибудь сверхдорогое, как бы соблазнительно ни называлось блюдо.

— Если позволите, — сказал метрдотель, — то сейчас сюда подкатят тележку с холодными закусками, чтобы вы могли выбрать. А еще я порекомендовал бы запеченных омаров с зеленью. Мы только что получили превосходную партию из Франции.

— Они еще живые? — спросила Дэзи.

— Конечно. Их нужно готовить живыми.

— В таком случае я закажу ланкаширское рагу, — заявила Дэзи, считавшая, что она сама не должна быть непосредственной причиной смерти хотя бы одного омара, а другие пусть поступают как знают.

Ленч наконец был заказан, и Стах с Дэзи развлекались легкой беседой, которой отец наслаждался. Мало-помалу он приучал дочь к своему миру, а она, в свою очередь, сообщала ему о всех важных событиях школьной жизни и рассказывала о проделках своих подруг. Но сегодня Дэзи занимала одна мысль.

— Как по-твоему, отец, я должна выполнять задания по математике? — спросила она.

— Естественно, ведь этот предмет входит в школьную программу, не так ли?

— Да, но я ее ненавижу, а потом — я не могу и учить математику, и как следует заниматься своим новым пони.

— На пони требуется не более получаса, ты прекрасно знаешь, — сказал Стах. — У тебя остается предостаточно времени на математику.

Дэзи — прирожденный полемист, тут же отставила аргумент с Мерлином.

— Анабель говорит, что не видит никакого смысла в том, чтобы я изучала математику. Она сама никогда ее не учила и, по ее словам, ничего от этого не потеряла. Анабель сказала, что ей никогда в жизни не приходилось проверять счета, а единственное назначение математики — именно в этом и еще в том, чтобы убедиться, насколько продавец рыбы обсчитывает тебя. Но если сказать ему об этом, то тебе не видать больше самой лучшей рыбы, поэтому все равно приходится мириться с его жульничеством.

— Итак, Анабель становится для тебя авторитетом в вопросах образования?

— Анабель для меня авторитет и во многом другом, — с достоинством заявила Дэзи. — Но если ты сумеешь назвать мне три причины, по которым я обязана учить математику, то я, так и быть, постараюсь, хотя мне кажется, что у меня не все в порядке с той извилиной в мозгу, которая нужна для этого.

— Я тебе назову только одну уважительную причину, поскольку не вижу необходимости искать другие. Леди Олден требует, чтобы все девочки в ее школе изучали математику, вот и все.