Жена моего мужа - Адель Паркс Страница 29

— Неужели не существует иных стандартов материнства? Роуз — золотая медалистка, высший матриарх. Именно она установила планку, не правда ли? — требовательно задаю вопрос я.

— О, — только и смогла произнести Конни.

— Вот именно, что «о»…

Конни помолчала, затем призналась:

— Понимаю, что ты имеешь в виду. — Ее слова прозвучали музыкой в моих ушах. — Но вы такие разные. С каких это пор тебя волнует мнение Роуз?

— Дольше, чем Конни может себе представить, но я не признаюсь в этом и продолжаю молчать.

— Хорошо, дело в том, что ты так много работаешь, что тебе пришлось переложить на других всю подготовку к празднованию дня рождения дочери. Ничего в этом ужасного нет. По правде говоря, я думала, что ты и само рождение переложила бы на других, если бы только могла.

— И это ужасно? — с раздражением допытываюсь я.

— Но у Роуз нет иных интересов, кроме ее мальчиков. Это тоже неестественно. Bay! Кто бы мог подумать, что я окажусь самой гармоничной? — Конни широко улыбается.

Я не могу разделить ее радости. Похоже, ее наблюдение верное.

— Конни, ты считаешь, что я ужасная мать?

— Нет, у тебя есть свой собственный неподражаемый стиль.

Мы улыбаемся друг другу. Снова друзья. Мы не можем решить мою дилемму. Мы обе знаем это, в действительности я знала это даже до того, как начала разговор, отщипывая кусочки от булочки из непросеянной муки. Мне просто нужно было произнести вслух пару мыслей.

— А ты пыталась поговорить с Питером? — спрашивает Конни.

— С тех пор как мы поженились, нет, — язвительно отвечаю я, а затем бросаю на Конни взгляд, дающий понять, что эта тема закрыта.

Я пытаюсь завести разговор о чем-нибудь другом: спрашиваю Конни, есть ли у нее интересные заказы, но она отвечает мне слишком кратко и поверхностно. Меня не слишком интересуют ни успехи Фрэн за первые недели в школе, ни увеличившийся словарный запас Флоры. Конни даже не спросила, где я купила сумочку, обычно она проявляла интерес к подобным вещам. К тому времени, как нам подали пудинг, темы для разговора совсем иссякли, и у меня возникли сомнения, не слишком ли я разоткровенничалась с Конни. Но вскоре я поняла, в чем была причина ее рассеянного вида. Оказывается, ей тоже было чем поделиться. Она подождала, пока подадут пудинг. Ей принесли вареные груши в вине, сливки и капучино, а у меня двойной эспрессо и сигарета.

— Догадайся, кого я встретила у школьных ворот, — говорит она.

— Я конечно же не имею ни малейшего представления о том, кто околачивается около школьных ворот, Конни. Да и не хочу знать.

— Джона Хардинга.

— Что?

В прошлом я не раз слышала от Конни это имя в разговорах за различными ресторанными столами: то она радостно воспевала это имя, то выкрикивала его с болью, которая действительно казалась невыносимой. В последний раз я слышала его шесть лет назад и надеялась никогда больше не услышать снова. Мне не хотелось этого.

— Джон Хардинг, мерзкий ублюдок, твой бывший любовник? Что он там делал? Его дети ходят в школу? О боже!

— Нет. Он друг директора.

— Ты разговаривала с ним? Теперь я понимаю, почему ты считаешь, что у школьных ворот бывает весело, — шучу я.

— Это не тема для шуток, — с раздражением бросает Конни. — Теперь ты понимаешь, почему я так рассердилась на тебя из-за Мика. Не хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки.

Я решила пресечь преследование:

— Итак, ты собираешься снова спать с ним?

— Боже, Люси, за кого ты меня принимаешь? — Она выглядит оскорбленной.

— Был такой прецедент, — замечаю я; кроме того, я-то не обиделась, когда она предположила худшее обо мне.

Конни считала этот роман самой значительной частью своей взрослой жизни. Она полагала, будто Джон Хардинг был эффектным романтическим героем, ниспосланным откуда-то с тем, чтобы изменить ее жизнь. Как ее ближайший друг и человек, посвященный в каждый разговор, в каждый нюанс их взаимоотношений, я пришла к выводу, что их роман был всего лишь воплощением в жизнь запретного секса.

Конни густо покраснела, наверное, вспоминает то же, что и я.

— Это было сто лет назад, еще до рождения детей, до занятий фотографией. Боже, я даже не могу припомнить ту особу, которой тогда была. Я не имею к ней никакого отношения. Мы все с тех пор повзрослели, — искренне замечает она.

— А мне показалось, будто мы только что установили, что я так и не повзрослела. И полагаю, Джон Хардинг — тоже. Не такой это тип. Будь осторожна, Конни.

— И ты тоже, Люси. Ты тоже.