Принцесса с принципами - Абигайль Кейси Страница 29

Она не возражала, но и не отвечала. Она вспоминала свою коллекцию. Принцесса в охотничьем костюме версальской фаворитки.

Принцесса в бальном платье эпохи вальса.

Принцесса в купальнике, но с непременной короной в белокурых локонах.

Принцесса на лыжах из горного хрусталя.

Принцессы из волшебных сказок, из кино и мультфильмов.

А также сводный отряд модниц в натуральных шубках от бобра до шиншиллы.

И невесты, невесты, невесты, жаждущие принцев, умеющих ценить голубую кровь, многовековую геральдику и изящные манеры.

Он, не подозревая о проходящем перед ее мысленным взором легионе эксклюзивных кукол, продолжал настойчиво и целенаправленно тревожить поцелуями шею, плечи, ключицу и снова шею.

Ничего не форсировать. Ему давно хотелось перенести очередность поцелуев на столь близкую грудь, но страх все испортить одним непоправимым движением сдерживал его порыв.

Рано или поздно в ней проснется желание.

Шея.

Рано или поздно…

Плечо.

Непременно проснется.

Ключица.

Она же вдруг утратила интерес к давно не виденным принцессам.

Она вдруг ощутила, что ей становится все приятней и приятней от его неторопливой, бережной и ласковой настойчивости.

Она вдруг ощутила, что такое мужской поцелуй.

Обветренными губами.

С покалыванием щетины.

С многообещающим продолжением.

Его поцелуй.

Она вновь изменила положение тела.

И вот наконец он, замерев от восторга, почувствовал на своем плече ответный, робкий и такой желанный поцелуй.

Она, как исправная ученица, начала повторять его действия.

Но ее поцелуи были гораздо энергичней и страстней.

И тогда он положил одну ладонь ей на бедро, а вторую — на ближнюю грудь.

Она сделала то же самое.

Он пальцами нашарил нежный сосок.

Она накрыла ладонью его левый сосочек, под которым сердце начинало ускоренно гнать кровь, гнать туда, куда требуется.

И вскоре она тоже почувствовала, что кровь поступила куда надо и в должном количестве.

Ее вдруг осмелевшая рука убедилась, что имеет дело с настоящим мужчиной.

Его рука пустилась на поиск того, что доставляет женщине наибольшее удовольствие.

Она послушно раздвинула колени.

Он поймал нетерпеливыми раззадоренными губами ее отвечающие взаимностью губы.

И начался длинный урок по обучению страстным поцелуям.

Не отрывая губ от ее рта, он ощутил, как загрубел и напрягся сначала один сосок этой девственной груди, потом другой.

Ее язык начал поиск его языка.

А он все смелее и смелее нашаривал пальцами внизу лобка заветную упругость.

Она уже ласкала обеими руками то, чему предстояло наконец-то лишить ее девственности…

Он с трудом оторвался от ее затяжного сладчайшего поцелуя.

— Может, попробуем?

— А ты сумеешь?

— Не знаю.

— Стью, я боюсь.

— Я тоже.

— Но мне хочется, понимаешь, хочется.

— Мне тоже.

— Ладно, рискнем.

— Дорогая, ложись, как тебе удобней.

— Хорошо.

— И сама направляй куда надо.

— Хорошо.

— Если будет больно, сразу говори.

— О'кей, милый, о'кей.

— Ну что?

— Я боюсь.

— Я тоже.

— Поцелуй меня как можно ниже.

— С удовольствием.

— И я тебя поцелую куда надо.

— Думаешь, это облегчит процесс?

— Молчи.

Он исполнил все ее требования.

Она же сама проявила инициативу, от которой он издал сладострастный рык.

И вот она свой собственной рукой начала приближать кульминационный момент, о котором любая женщина мечтает как о начале новой, еще неизвестной, но такой счастливой, такой долгожданной, такой прекрасной жизни.

Он подчинялся ее робким движениям и сдерживал, сдерживал, сдерживал невыносимое желание стремительно ворваться в девственное лоно и начать там хозяйничать с пылом победившего завоевателя.

— Давай, — прошептала она. — Давай же.

Он подчинился.

— Гоу! — закричала она. — Гоу!

И он, последним усилием воли контролируя ситуацию, готовую сорваться в безумное, непоправимое, чудовищное действо, сделал наконец то, что требовалось.

Она даже не вскрикнула.

Она судорожно замерла.

И он вовремя остановился, чтобы не навредить, не причинить боль.

— Вери велл, — сказала она. — Подожди немного.

— О'кей, — ответил он, переводя дыхание. — О'кей.

Она поймала на пальцы слабую горячую струйку девичьей крови.

Она поднесла окровавленные пальцы к его губам.

Он принял на кончик языка это свидетельство свершившегося чуда.

Это он, а не кто-то другой, стал у нее первым.

И теперь навсегда, навсегда, навсегда он останется им.

Навсегда.

— Больно? — спросил он губами, окрашенными священной кровью весталки.

— Почти нет.

— Мне продолжать?

— Сорри.

— Продолжать?

— Дай расслабиться.

— О'кей.

И он, дожидаясь команды, принялся целовать попеременно то левый сосок, то правый, то левый, то правый, то левый, то правый.

Она же машинально впилась ему ногтями всех десяти пальцев между лопаток, как бы опасаясь продолжения кровавого нашествия.

Но вот страх ее заглушило новое возбуждение, которое он породил, целуя набухшие соски.

И скованность прошла.

— Гоу! — прошептала она, обмирая. — Гоу!

Теперь он вошел в нее, пусть и не резко, но до самого дна.

И вот элементарный половой акт, совершаемый по взаимному согласию, акт, совершаемый впервые и ею, и им, акт, происходящий в полумраке русской бани, вдруг преобразился в нечто подобное полному и абсолютному счастью, в небывалое единение души и тела, тела и души.

Когда хочется длить, длить и длить это утонченное, трепетное, пронизывающее каждую клеточку организма состояние. Когда хочется вечно пребывать в положении любящего и любимого, любимой и любящей, когда вещный мир перестает существовать и остаются только двое соприкоснувшихся с наивысшим блаженством. Двое бесконечно желающих сделать столь же приятно ему, как и себе, себе, как и ей, столь же щедро и безумно, столь же страстно и трепетно…