Наследница - Мэри Каммингс Страница 29

— Посиди, я сейчас принесу еду, — Тед подтолкнул ее к столику.

Вернулся к стойке, заговорил с тетей Аннет; со смехом помахал кому-то рукой... он казался здесь своим, очень подходящим к этому месту. Впрочем, пожалуй, он подходил к любому месту.

Еще когда-то, давным-давно, Рене поразило это ощущение: и в парке, и потом в ее комнате он не чувствовал ни малейшей неловкости. Она тогда страшно стеснялась и непривычной ситуации, и своего подбитого глаза, и вообще — всего, чему он стал свидетелем. А Тед... он вел себя естественно, не казался чем-то чужеродным — и при этом оставался самим собой. И в доме Бруни тоже, и здесь, теперь...

Он еще с кем-то поздоровался, потом вспомнил о ней —обернулся, улыбнулся... Исчез за дверью...

Еду он принес сам, набрав на кухне всякой всячины, в том числе, специально для Рене, тарелку жареной картошки. Отнес все на столик — и пошел за вином.

— Ты еще скажи, что она для тебя просто клиентка! — Эта провокационная реплика тети означала жгучее любопытство.

Он молча пожал плечами.

— Ну что ты молчишь? Что, я сама не вижу?! Да ты же... — она возмущенно задохнулась, и Тед не понял, что имелось в виду. Влюбился? Свихнулся? И то и другое подходило...

— Ролло не говори, — попросил он.

— Что я, дура? — обиделась тетя. — Когда это я ему что-то говорила? Он даже до сих пор не знает, сколько мне лет!

Неудивительно... Тед и сам не знал, сколько тете лет — по документам пятьдесят два, но при этом она была старшей сестрой его матери, которой недавно исполнилось пятьдесят четыре.

Ролло, здоровенный мулат лет сорока пяти, был «бой-френдом» (если можно так назвать человека его возраста) тети Аннет уже несколько лет. Он имел свой бизнес, почти законный: пристраивал на работу нелегальных эмигрантов, которых презрительно называл «ниггерами». Попробовал бы кто-то назвать так его — ведь он в отличие от них родился в Марселе!

Мужик он был неплохой, тетку обожал — возможно, они с Тедом даже могли бы стать приятелями, если бы не одно обстоятельство. Обстоятельство это Тед именовал сокращенно ССК, что означало Самый Страшный Кошмар — или просто Кошмарик.

На самом деле здоровенного добермана, всюду сопровождавшего Ролло, звали Наполеон. Насколько Тед знал, он в жизни никого не укусил, но шума от него бывало порой с избытком. Ролло, со своим идиотским чувством юмора, любил ослабить поводок поблизости от незнакомой «цыпочки» и наслаждался визгом, издаваемым девицей, когда к ней неожиданно совалась огромная зубастая морда. Наиболее нервные даже вскакивали на столы!

— Помяни черта к ночи! Явится! — сказала тетя, глядя через его плечо. — Ой, сейчас визгу будет! Он на твою нацелился — иди выручай!

Вспомнив блестящую красную пасть с белыми, как у акулы, зубами, Тед промедлил самую малость — повернулся, но ни Рене, ни Кошмарика не увидел — все заслоняла мощная спина Ролло, стоявшего у столика.

Он бросился вперед, на ходу услышал, как мулат промямлил странную фразу: — «Э-э... картошечки... да...» — и прибыл в тот самый момент, когда эта картошечка бесследно исчезла в зубастой пасти. Доберман влез передними лапами Рене на колени, страшная акулья морда была в сантиметре от ее лица — но испуганной она не выглядела. Наоборот — просияла, взяла с тарелки очередной ломтик картошки и снова сунула псу в пасть. И еще дала облизать пальцы и вытерла их о лоснящийся черный бок!

Неудивительно, что Ролто онемел. Сожрав картошку, Кошмарик обернулся, оглядел их с — господи помилуй! — идиотской улыбкой во все сто зубов и полез к Рене целоваться. При этом ходуном ходил не только нелепый обрубочек, доставшийся бедняге вместо хвоста, но и вся задница.

— Ай, какая хорошая собачка! — сказала Рене.

Кошмарик, вспомнив от этих слов, что он ближайший родственник болонки, тут же предпринял попытку влезть к ней на колени целиком.

— Привет, Ролло! Ты что мою девушку пугаешь?!

— Да... я... — тот, похоже, был в шоке.

— Ладно, забирай своего... пуделька отсюда, пока он всю картошечку не съел, — Теду стало так смешно, что впервые в жизни он почувствовал себя свободно, находясь рядом с этим псом.

— Это что — твоя цыпочка? — в голосе Ролло было явное восхищение.

Подоспевшая тетя Аннет хлопнула его по затылку.

— Опять людей пугаешь?!

— Да я не боюсь! — запротестовала Рене.

Тем не менее Ролло потянул за поводок, и после легкого сопротивления пес поплелся за ним, то и дело оглядываясь.

Рене проводила его глазами и обернулась — Тед уже сидел за столиком и разливал вино.

— Бедняга в трансе, — ухмыльнувшись, кивнул он в сторону стойки, где остановилась собака вместе с хозяином. — Привык, что его пса тут боятся.

Она виновато пожала плечами. Мама всегда говорила, что возиться с собаками, а тем более гладить посторонних — это неприлично и не женственно...

Хватит! Рене встряхнула головой и почувствовала, как ей легко и прохладно. И именно это ощущение прохлады заставило вернуться то чувство свободы, которое родилось в ней, когда она смотрелась в зеркало.

Тед сидел напротив, опершись локтями на стол и пристально глядя на нее. Ей захотелось дотронуться до него, убедиться, что он настоящий... и не приснился.

Наверное, он умел угадывать мысли, потому что протянул руку ладонью вверх.

— Пойдем потанцуем?

Сказать ему, что не надо? Что она давно не танцевала, и вообще плохо умеет, то есть, конечно, ее учили, но...

Он наклонил голову, улыбнулся — и Рене дотронулась до его руки, оказавшейся теплой и настоящей.

Это было совсем не как на школьной вечеринке... Обычно на вечеринках Рене думала прежде всего о том, все ли видят, что ее тоже кто-то пригласил (это случалось нечасто), и о том, чтобы не отдавить от смущения ноги партнеру.

И не так, как на балу или приеме — там было положено танцевать, и она заранее знала, с кем и когда. И о чем говорить, и как улыбаться — и что скажут ей, тоже было известно заранее.

И уж точно никогда в жизни Рене не танцевала в джинсах и кроссовках... — и никогда ей не было до такой степени все равно, во что она одета. Даже если бы одежды вообще не было...

От промелькнувшей мысли щекам стало горячо. Она подняла глаза, чтобы убедиться, что Тед ничего не заметил... наверное, все же заметил, потому что улыбнулся, поймав ее осторожный взгляд.

Он обнимал ее обеими руками, как тогда, в автобусе, и почти не двигался с места, лишь переступал в такт музыке. И, как тогда, Рене остро и внезапно почувствовала, что он рядом — почувствовала телом, которому вдруг стало нечем дышать.

Тогда, в автобусе, все вышло случайно, он просто не хотел, чтобы она упала. Но губы, прижавшиеся внезапно к ее виску — это уже не было случайностью. Рене задохнулась и чуть не потеряла равновесие — ноги отказались слушаться, а по спине снова пробежала стайка мурашек.