Защитница. Гроздь винограда в теплой ладони - Иосиф Гольман Страница 29

Справедливости ради нужно отметить, что далеко не всегда и далеко не все следователи портят жизнь адвокату. Наоборот, повсеместной вражды между ними, как правило, не наблюдается. Более того, грамотный и подкованный адвокат отнюдь не безоружен в соревновательном процессе. И тоже обладает кучей возможностей усложнить жизнь процессуальному противнику.

Например, при ознакомлении обвиняемого с делом следователь обязан находиться рядом с ним. Читать приходится не меньше двух томов в день. Ра-зумеется, адвокат может изучать дело отдельно от подзащитного. Но для этого он должен иметь его копию. А вот копию ему по закону предоставлять не обязаны. Равно как не обязан предоставлять следователь протоколы до окончания следствия. Но дать ознакомиться-то обязан! Если консенсус в этих юридических тонкостях не найден, злобный адвокат может терроризировать следователя тем, что сядет саморучно переписывать протоколы. Все триста штук… Обычно следователь сразу идет навстречу.

Да и не только от следователей, точнее, их загрузки зависит срок ожидания адвоката на втором кордоне. Конвоиры – тоже люди, у них бывают отпуска. Кабинет-то свободен, а некому выводить. Два конвоира на шесть этажей изолятора. Наконец, твой подзащитный может быть в бане, на допросе в оперативной части, на прогулке. Хотя с прогулкой зэка задержки долгой не предвидится, вся она укладывается в сорок минут.

В этот раз повезло. И часа не прошло, а Шеметова получила еще один жетон – с номером кабинета. После третьего кордона работа, можно сказать, началась. Потому что Ольга уже находилась в знакомом кабинете – она, наверное, во всех них перебывала за прошедшие, не столь уж длинные годы. Этот – типичный: три привинченных к полу стула, стол, тоже привинченный. Раньше, до борьбы с табакокурением, была еще привинченная к столу пепельница. Вот, собственно, и вся мебель.

Не считая подоконника, на который можно было кинуть куртку с сумкой, а можно и самой сесть, Шеметова не считала зазорным посидеть на подоконнике, если так удобнее разговаривать.

Этот кабинет считался большим. А потому в него вошло еще одно, весьма специфическое сооружение. В просторечии «клетка». Крохотная зарешеченная камера в камере. Туда сажают особо опасных преступников, в основном убийц и маньяков.

Подумала об этом Шеметова и сама себя остановила.

Конечно, адвокату не все равно, кого защищать. Хотя он обязан защищать каждого. Но если даже говорить про убийц и маньяков, достаточно вспомнить дело Чикатило. Вряд ли кто пожалел о расстреле злодея, мучившего и убивавшего детей. Однако все ли помнят, что до его поимки за те же самые убийства были пойманы и расстреляны еще несколько человек? И, скорее всего, кто-то из них сидел в этой «клетке», а на него со страхом, недоумением и презрением смотрели люди. Этих-то, расстрелянных по ошибке, хоть после смерти, но реабилитировали. А сколько осталось нереабилитированных?

Нет, Шеметова за прошедшие семь лет работы напрочь отучилась от бескомпромиссных формулировок.

Конвойный привел «ее» Ахмета.

Здоровый черный парень. И волосы как смоль. И кожа смуглая. И нос обширно простирается за пределами узкого лица. Прямо готовый портрет для плаката обиженных умом националистов.

– Я ваш адвокат, Ольга Шеметова, – улыбнулась она.

Парень, ничего не ответив, настороженно смотрел в сторону. В этих стенах он явно не ждал хорошего ни от кого.

– Вы понимаете, в чем вас обвиняют? – спросила Шеметова.

– Да, – кивнул Ахмет.

– Со всем предъявленным согласны? – Ольга уже читала первые протоколы.

– Да.

– Все девятнадцать грабежей ваши?

– Да.

– Что-то не верится. Разные районы, разные почерки. Не чужое на себя берете?

– Какая разница? – Похоже, Ахмет удивился.

Уже хорошо.

– Разница есть, – терпеливо объяснила Шеметова. – За один грабеж, и тот неудачный, вы получите, скорее всего, по нижней границе статьи. За девятнадцать – по верхней. А разницу вам придется отсиживать годами.

– У меня нет выхода, – глухо ответил тот.

– Что за ерунда? – тоном смягчила смысл Ольга. – Кто вам это сказал?

Парень замолчал.

– Вы подписывали протоколы без угроз и нажима? – спросила она.

Парень молчал.

– Ну, хорошо, – продолжила Шеметова раскачивать психику Ахмета. – Вот вы признались в девятнадцати грабежах. Но жертвы вас не опознают. У вас необычное лицо, запоминающееся. Как подтвердите свое участие?

– Там либо ночь, либо маска, – односложно ответил тот.

Ох, как лопухнулась Ольга! Даже стыдно стало.

Да, читала бегло. Но почему не заметила сама? Одно, безусловное, нападение днем, с открытым характерным лицом и в людном месте. Все остальные, – условные, скажем так, – ночью либо в маске.

Да, следаки дают жару. Улучшают показатели, как могут.

– И вы всерьез хотите подарить им звездочку в обмен на годы тюрьмы? – осторожно спросила она.

– А что мне остается? – от душевного напряжения парень повысил голос.

– Отказаться от чужого, только и всего, – спокойно сказала Ольга. – Плохо, что себя оговорили. Теперь придется потрудиться. Но наверняка все им рассыплем. Наверняка по паре случаев у вас будет алиби. Наверняка будут показания свидетелей, опровергающее ваше участие. Вон вы высокий какой. Там, в масках, все были такие высокие?

Грубо работают ребята. Можно отбиться. А может, сами сдадут назад, когда жареным запахнет. Фальсификация уголовного дела – это не шутки.

Ахмет сидел молча, закрыв голову руками.

Ольга его не торопила, время у них было, а без содействия обвиняемого ее задача становилась малоразрешимой.

Наконец он сказал:

– Моих три грабежа.

– Я вас об этом не спрашивала, – быстро сказала Шеметова.

– Моих было три, – как будто не слыша ее, повторил подследственный. – Забрал у тетки сумку с продуктами. Есть хотел очень. Мобильник у школьника, до сих пор стыдно. Девчонка, думал, будет последняя. Продам телефон, куплю билет, уеду обратно. Здесь оставаться – все равно поймают. Лучше дома бедствовать, чем в тюрьме. Не вышло.

– Послушайте, – максимально внятно сказала Ольга. – В данном случае меня больше интересует то, что вы точно не делали. Восемнадцать пришитых эпизодов. Я уверена, их реально отбить. Если не будете рассказывать про теток и школьников, может, обойдется условным. Вы же первый раз судимы.

– Ох, господи! – вместо ответа простонал Ахмет.

– Что «господи»? – упорно не понимала адвокат. – Зачем вам тюрьма за чужие преступления?

– Я не могу! – Парень, здоровенный и накачанный, чуть не плакал.

– Что не можете?

– Я ж поехал на свадьбу заработать, – наконец начал он. И… замолчал снова.