Великолепный век Сулеймана и Хюррем-Султан - П. Дж. Паркер Страница 29

Сулейман шел во главе процессии. Обвив рукой талию сестры Хатидже, он о чем-то перешептывался с ней. Брат и сестра смеялись.

Сразу за ними шли Ханум и Гюльфем; они любовались красивыми тюльпанами поздних сортов — темно-бордовыми, белыми, желтыми, алыми. Попадались среди них и почти черные. В нескольких шагах позади Ханум и Гюльфем молча шли Хюррем и Махидевран. И все же они переговаривались между собой на языке жестов — втором официальном языке, принятом в гареме, да и во всем дворце.

Хатидже объяснила, что приличнее всего молчать в присутствии султана. Молчание — самый верный способ выказать почтение Тени Бога на Земле. И хотя она всегда первая радостно приветствовала своего брата, когда тот входил в гарем, она научила Хюррем сложному языку жестов.

Руки Хюррем с непривычки двигались неуклюже, но Махидевран относилась к ее попыткам снисходительно.

«Как хорошо, что теперь и ты вошла в наш круг, милая Хюррем!»

«Спасибо, Махидевран», — ответила Хюррем, с трудом двигая руками.

«Радость в глазах нашего султана, когда он наблюдает за тобой во дворе, несказанно веселит всех нас».

Хюррем замялась и вопросительно посмотрела на свою спутницу, не совсем понимая, как истолковать жесты Махидевран.

«Но, разумеется, Ханум, Гюльфем и я по положению выше тебя, потому что мы родили нашему султану сыновей. Мы — икбал, счастливые».

«Да, я понимаю», — с трудом ответила жестами Хюррем.

«Надеюсь, что и ты скоро забеременеешь… хорошо бы девочкой». — Махидевран вздохнула и улыбнулась.

«Я буду несказанно счастлива, если рожу ребенка нашему султану».

Они шли по тропинке в буковой роще, направляясь к небольшому павильону, окруженному искусственными водопадами.

«Конечно, ты понимаешь, сколько опасностей грозит той, кто носит под сердцем сына нашего султана».

«Опасностей?! Какие же здесь могут быть опасности?»

Махидевран ласково улыбнулась, и руки ее взмыли вверх:

«Будем надеяться, ты этого никогда не узнаешь, дорогая». — Она поспешила вперед и присоединилась к двум другим фавориткам, родившим Сулейману сыновей.

До самого павильона Хюррем продолжала путь одна.

Все утро они наслаждались нежарким осенним солнцем. Мавританки подавали им блюда с пахлавой и разливали в кубки шербет. Хюррем исподтишка наблюдала, как Сулейман разговаривает с Хатидже; в глазах его плясали веселые огоньки. Откусывая сладкую пахлаву, он проводил по губам языком. Через каждые несколько слов он косился на нее. Хюррем тихо сидела в углу и как завороженная смотрела на Сулеймана. В очередной раз посмотрев на нее, султан снова углублялся в разговор с сестрой.

Через какое-то время султан попросил Гюльфем сыграть на лютне. Сладкая мелодия поплыла по парку; ее сопровождало веселое журчание воды в фонтанах. Махидевран тоже не осталась в стороне — она спела песенку, а потом закружилась в танце под широким балдахином.

«Она в самом деле очень красива», — подумала Хюррем.

Закончив кружиться, Махидевран упала на колени Сулеймана и ткнулась носом ему в грудь. Мурлыча, как кошка, она осторожно поцеловала полу кафтана своего повелителя. При этом Махидевран неотрывно смотрела на Хюррем. Расшалившись, Махидевран распахнула кафтан на Сулеймане и лизнула его в грудь.

— Ах, моя персидская кошечка, сколько радости ты мне доставляешь! — ласково сказал Сулейман.

Махидевран теснее прильнула к нему, играя с золотым парчовым поясом его кафтана. Она не заметила знака, который Сулейман подал Хатидже.

— Пойдемте! — вдруг сказала Хатидже. — Мы должны вернуться к нашим детям.

Махидевран нехотя встала.

— Милая Хюррем, — продолжала Хатидже, — задержись, пожалуйста. Нарви для меня букет тюльпанов!

Не дожидаясь ответа, Хатидже схватила Махидевран за руку и повела трех фавориток по тропинке назад, в гарем, к детям.

После того как все ушли, Хюррем лукаво посмотрела на Сулеймана. Тот не сводил с нее взгляда все утро. Прихватив блюдо с пахлавой и графин с шербетом, он подсел к ней поближе. Вытянув длинные ноги и опершись о подушку, он поднес к губам Хюррем кусочек пахлавы. Пробуя лакомство, она слегка прикусила и его пальцы. Последний кусочек Сулейман положил себе в рот и слизнул крошки меда и сахара. Глаза его сверкнули.

— Мой тюльпан, губы у тебя слаще меда, — прошептал он.

Хюррем улыбнулась, закрыла глаза и чуть приподняла подбородок.

Сулейман нагнулся и принялся слизывать остатки лакомства с ее губ. Ей стало щекотно, и она хихикнула.

Откинувшись на подушки, Хюррем заметила, что из-за куста на них смотрит газель. Она продолжала пытливо наблюдать за ними своими большими карими глазами, когда Сулейман развязал пояс и, распустив полы кафтана, придвинулся к Хюррем.