Одиночное плавание к острову Крым - Наталья Труш Страница 29

Марина присела рядом, достала бутылку с водой.

– Пить хотите? – спросила женщину.

– Нет, спасибо, – отрицательно качнула та головой, – есть у меня вода, а вот ноги не идут.

– Вы вверх или вниз?

– Уже вверх. – Женщина помолчала, вздохнула тяжело. – Представляете, приехала из санатория на экскурсию в монастырь. Все посмотрели, много фотографировали. Потом экскурсовод показал нам эту вот лестницу. Историю рассказал про то, как ее тут строили. Вот, говорит, если пойти вниз, то можно увидеть кельи монахов-схимников. Ну и вообще погулять у моря. Времени на прогулку дал два часа. Честно сказал, что тут более восьми сотен ступенек. Мне б, дуре старой, сразу подумать о том, что не про меня такая дорожка. А я решила, что потихоньку, не напрягаясь. А теперь вот гадаю, дождется меня автобус или нет. И вообще, поднимусь я наверх когда-нибудь или придется тут загнуться...

Дама пригорюнилась.

– Ну, об этом вы не думайте даже! Автобус никуда не уйдет, пока все не соберутся. Это же экскурсионный транспорт, и экскурсовод ответственность несет за каждого туриста. Не переживайте! – подбодрила Марина женщину.

– Я из Петербурга, – сказала вдруг женщина. – И у меня завтра поезд, домой надо ехать.

– Знаете, я тоже из Петербурга. Но я только-только приехала отдыхать. – Марина встала. – Я пойду, а вы еще отдохните. Я к водителю вашего автобуса подойду и скажу, чтобы вас подождали. Вы не переживайте.

– Да, спасибо. Попросите подождать. И хорошего вам отдыха!

– И вам счастливой дороги!

* * *

Марина прикинула расстояние. От этой смотровой площадки до монастыря было примерно три четверти пути, значит, около шестисот ступенек.

Первую сотню Марина после хорошего отдыха сделала легко. Но затем!.. Чем выше она поднималась, тем или ступеньки становились круче, или ноги сильнее наливались чугунной тяжестью, но отрывать их от ступеньки и переставлять на ту, что выше, было просто невыносимо. Двадцать ступенек – и Марина задыхалась так, что делала шаг в сторону, освобождая дорогу тем, кто шустро сбегал вниз и не менее шустро поднимался вверх. Она стояла, обнимая какое-нибудь облезлое дерево, минут пять, потом штурмовала следующие двадцать ступенек и снова отдыхала.

«О-хо-хо! Басенька-то спросит меня, как разведка и нельзя ли ей со мной на этот пляж, – рассуждала Марина, чтобы отвлечься от мрачных мыслей и подсчета каменных убийц. – Васеньке, если она сможет спуститься, на обратную дорогу придется вертолет МЧС вызывать. Так и скажу! Да что там – скажу! Я себе сейчас скажу... Кажется, это был мой последний поход на милый сердцу Фиолент. Последний поход, как это, братцы, ни печально».

«Наверх, вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает...» – пропела она. Вернее, прохрипела или вообще прошептала. На большее дыхалки не хватило.

* * *

Из дневника Марины

«Когда я увидела полуразрушенную келью неподалеку от лестницы, мне очень захотелось стать монахом – отшельником или схимником, все едино кем, лишь бы не идти больше никуда, а прилечь на каменную лежанку в разрушенном жилище без крыши и лежать сутками напролет, глядя в звездное небо, пока не пойдут дожди. А потом накрыться большим лопухом и снова лежать, терпеливо снося голод и холод. Только бы не идти больше по этим крутым ступеням, высунув язык, как собака, держась за сердце, что билось уже где-то в гортани, высушивая ее, выжигая огнем.

И когда я уже готова была свалиться под дерево и умереть в этом святом месте, кто-то наверху сжалился надо мной и закончил это издевательство, эту пытку монастырской лестницей. То, что по идее не должно было не кончиться никогда, вдруг чудесным образом закончилось. И можно было сесть в траву, отдыхать и смотреть на море, необыкновенно красивое в этот час, когда разгоряченный диск солнца только-только начинает касаться воды. Кажется, что вот сейчас оно опустится на сантиметр и слышно будет, как зашипит на горизонте, и от соприкосновения светила с водой повалит пар.

А можно даже лечь в траву и смотреть, как ползут по небу облака, похожие на сказочных зверей. И никто не подумает: «Что это она тут лежит?» Все и так знают – почему. Устал человек, вот и лежит. А когда ноги перестанут дрожать и выровняется дыхание, вот тогда вставайте, сударыня, и вперед – на автостоянку.

И все-таки я и в самом деле была тут в последний раз. Я не знаю, что должно произойти, чтобы я по доброй воле снова совершила такой подвиг. Увы, надо признать, что силы уже не те, и то, что тогда приносило ощущение счастья, сейчас только расстраивает. Нет и нет! Сюда я больше не ходок!»

* * *

У стен монастыря Марина увидела автобус и вспомнила, что должна предупредить водителя.

– Та куда я денусь! Только чувствую, что мне их тут до темноты ждать! Они ж как дети – рванули к морю, силенки не рассчитали, теперь, того гляди, поумирают на лестнице, а я тут жди их! Та не переживайте вы! Куда я без них?! Пока усе не соберутся, не уеду! – Дядька, скинув ботинки, бродил по краю обрыва. – Знал бы, что так оно будет, сам бы спустился искупаться. Ото ж, скажу я вам, чи живу на мори, чи нет – лето проходит, а я на пляжу ни разку не був!

Марина кивнула дядьке и поспешила уйти: он, похоже, из тех собеседников, от которых невозможно отвязаться. Понять его можно – он тут пропарился на солнце уже несколько часов, а еще ехать далеко, за город, да потом возвращаться в Севастополь. Пока туда-сюда катаешься, ночь глубокая будет. А завтра ведь никто работу тоже не отменял.

Все это дядька проворчал уже вслед ей и, может быть, даже добавил что-то раздраженно и про нее – она не слышала. От таких говорунов надо убегать, а то они своими разговорами замучают. Хорошо, если еще не вцепятся в рукав, рассказывая в подробностях о семье, работе, беспечных отдыхающих и диких ценах на арбузы, хоть они и белесые все как один в этом году. И ты потом будешь мучиться вопросом: «А и в самом деле, чегой-то в этом году арбузы все белесые, а стоят дороже, чем в прошлом сезоне?»

– На фиг тебя, дядя, с твоими арбузами и ценами на них! – пробурчала Марина себе под нос, решительно шагая к стоянке автомобилей, где под раскидистым деревом спасался от жары ее верный Мотька.

Из салона на нее жахнуло жаром как от мартена, и она чуть в обморок не упала! Открыла дверцы нараспашку, чтоб Мотька остудился хоть немного, включила музыку. Через пять минут поймала себя на мысли, что уже и забыла, как чуть коньки не отбросила на подъеме с пляжа. И даже мыслишка такая высунулась, осмелев: мол, не стоит зарекаться, что больше ни шагу, ни-ни, никогда.

Так всегда бывает: пока делаешь что-то невыносимое, говоришь себе, что больше палкой не загонит никто на эту каторгу, а чуть забудутся трудности – и начинаешь думать, что все не так уж страшно.

«Э-э-э! Тормозите, Марина Валерьевна! Вы все-таки отдыхать приехали, а не за трудовыми подвигами и свершениями», – осадила себя Марина, завела двигатель и осторожно выехала на трассу.