Маргаритки в раю - Джилл Шелвис Страница 29

Все спали. Ханна проверила книгу регистрации постояльцев.

Его имени там не было.

Разочарование было горчайшей пилюлей. Растеряв весь свой боевой пыл, совершенно пав духом, Ханна вошла в свою комнату, закрыла за собой дверь и без сил сползла по стене.

Куда же он мог уехать?

Скинув туфли, она направилась в спальню.

Спать, твердила себе Ханна, а в горле стоял комок, и сердце полнилось смертельной тоской.

Но едва лишь она шагнула к кровати, как сердце ожило.

В следующую секунду она уже моргала от внезапно вспыхнувшего яркого света, ошалело таращась на Зака, который тоже таращился на нее.

— Слава богу! — услышала она, и в следующую секунду Зак, откинув одеяло, был уже на ногах.

Он был абсолютно и восхитительно голым.

— Что случилось? — требовательно вопросил он, уперев руки в бока и сверкая глазами. — Где ты была?

— А разве, разве Алекс с Тэрой тебе не сказали?

— Я сам не свой от беспокойства! — заявил он. — Алекс с Тэрой ничего не пожелали мне сообщить. Если честно, они вообще только глянули на меня и бросились хохотать.

— А в тот момент ты тоже был голым?

Зак оглядел себя, чертыхнулся и схватил брошенные в ногах кровати джинсы.

— Нет, я не был голым. Я разделся, когда понял, что ты уже не придешь. — Он сунул одну ногу в штанину, споткнулся, чуть не упал, снова выругался и наконец, в досаде отбросил джинсы. Не успела Ханна глазом моргнуть, как он швырнул ее навзничь на ее собственную кровать и накрыл своим огромным и отчаянно мужественным телом. — А сейчас… — произнес он, медленно скользя руками вдоль ее закинутых над головой рук, пока кисти Ханны не оказались зажатыми в его ладонях, — ты расскажешь мне, что произошло.

Он был так свиреп, так пылок и настойчив, так, безусловно сексуален, что она с трудом выдерживала его взгляд.

Но сейчас, когда наступил решающий момент и, Ханна могла рассказать ему о своих чувствах, она обнаружила, что язык словно одеревенел.

— Э-э… лучше ты сначала.

— Пожалуйста! — с шутовской уступчивостью согласился он, и глаза Ханны сами собой подозрительно прищурились.

Она не помнила, чтобы Зак был уступчив.

— Я люблю тебя. И думаю, что ты любишь меня, — небрежно-деловым тоном объявил он. — Еще я думаю, ты убедила себя, что за такое короткое время просто невозможно влюбиться. И ты будешь продолжать притворяться, что ничего не случилось.

— Никакого притворства!

— В самом деле? И ты думаешь, я поверю, что ты занималась со мной любовью в тот первый раз только из-за того, что не хотела мыть туалеты?

— Я уже говорила, что не только из-за этого. И я знала это с самого начала. Просто все это оказалось…

— Слишком громадным, и ты не знала, как с ним обращаться?

— Да, и, кроме того, я знаю тебя всего несколько дней, Зак. Это меня пугало.

— Ты знаешь меня всю жизнь. То, что произошло в тот день между нами, и то, что происходит с тех пор, имеет отношение только к нам и к тому, что мы чувствуем друг к другу.

— Да, — прошептала она.

— Я ведь еще не говорил тебе, что облава прошла как по нотам, — спокойно произнес он. — Что мне поручили новое, еще более сложное задание. И да, кстати: я уволился с работы.

Ханна оцепенела.

— Как ты сказал? Ты не говорил мне, что собираешься это сделать.

— Да. — Он разжал свою медвежью хватку, отпуская ее руки, чтобы коснуться лица. — Я боялся, Ханна.

— Ты ничего не боишься.

— О нет, это не так. Я боюсь, что ты по-настоящему не понимаешь, какие чувства я к тебе испытываю. Боюсь, что ты не испытываешь ко мне того же самого. Боюсь, что ты можешь ускользнуть из моей жизни.

Ханна открыла было рот, чтобы возразить, но Зак наклонился и мягко коснулся губами ее губ.

— Не перебивай. Мне хочется, чтобы ты поняла, почувствовала, как сильно я тебя люблю. Так сильно, что ты не можешь меня отвергнуть.

Отвергнуть его? Чего ради?

Но тут он снова принялся ее целовать.

— Вот, — прошептал Зак, с улыбкой глядя ей в лицо. Ханне стало трудно дышать. — Вот то выражение, которое я хотел увидеть.

— Ошеломление?

— Нет. Любовь. — Большими пальцами он нежно обвел контур ее лица. — На чем это я остановился? Ах, да… так вот, я уволился.

— Но ты же так любил свою работу!

— Да, мне нравится быть полицейским, но мне надоело жить в Лос-Анджелесе и действовать под чужим именем, в глубоком секрете. Быть человеком без роду и племени. Без семьи, без друзей… Без тебя.

— Значит, раньше ты не ощущал…

Он снова поцеловал ее — на сей раз долгим, глубоким, божественно греховным поцелуем — и не отрывался, пока у обоих не закружилась голова.

— Да, раньше, до ранения, я не знал, что все это мне так необходимо. Я понял это после того, как снова увидел тебя. Было так, словно тем вечером я заглянул в зеркало и увидел там свою вторую душу. Я просто не знал, что делать со всем этим, пока не столкнулся лицом к лицу с необходимостью уехать отсюда. Уехать от тебя. И даже тогда я все еще продолжал обманывать себя — до тех пор, пока не приехал в Лос-Анджелес. И тогда уже стало невозможно отрицать правду.

— Значит, ты вот так взял и оставил работу? Но ведь и я тоже оставила свою! Я отправилась к тебе, в Лос-Анджелес, а ты…

— А я в это время был здесь! — Зак начал хохотать как сумасшедший. Потом прижался лбом к ее лбу. — Так вот почему Алекс с Тэрой так потешались. А я-то недоумевал.

— Этого бы не случилось, если бы ты мне сообщил!

— Или если бы ты мне сообщила… — Глаза его светились радостью и надеждой. — Так ты поехала за мной… Можешь себе представить, что я сейчас чувствую?

— Думаю, ты чувствуешь себя безработным, — сказала она, все еще не очень веря, что он всем пожертвовал ради нее. Привычной жизнью, работой… Сила его любви повергала в трепет.

— Я по-прежнему собираюсь работать в полиции, — сказал Зак. — Но только уже здесь.

— В Авиле? Действительно? — прошептала она. — Правда? Ты останешься? Но…

— И собираюсь, и останусь. Неужели ты еще не поняла, Ханна? Я хочу быть с тобой. — Во взгляде его при этих словах промелькнула какая-то нервозность, неуверенность, и Ханна почувствовала укол совести за то, что была недостаточно честна с ним.

— Ты знаешь, зачем я поехала в Лос-Анджелес? — спросила она. — Почему оставила гостиницу, Алекс и Тэру?

— Нет, но ты все мне расскажешь. А иначе тебе не сойти с этой постели. — Его тело сильнее вдавилось в нее.