Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд Страница 29

— Вот его и не стало. — Знакомый голос сказал у меня за спиной. Группенфюрер Кальтенбруннер нашёл меня.

— Да, — тихо отозвалась я, не оборачиваясь.

— Что-то вы не радуетесь.

Я помолчала какое-то время.

— Всё совсем не так, как я того ожидала.

— Что вы имеете в виду?

— Мой брат по-прежнему мёртв. Ничего не изменилось. Я думала, что изменится, но всё осталось как было.

— Да нет же, фрау Фридманн. Что-то очень даже изменилось. Его больше нет.

— И что?

— А то, что вам не нужно больше его ненавидеть. Вы можете наконец перестать мучать себя из-за прошлого и начать снова смотреть в будущее. Его больше нет. Всё наконец закончилось. Вы свободны.

Простота его слов поразила меня своим неожиданным откровением. «Его больше нет. Всё закончилось. Мне больше не нужно жить ради своей ненависти. Я могу снова вернуться к себе прежней, счастливой и беззаботной. Я свободна».

Это звучало настолько неправдоподобно в моих мыслях и одновременно так до боли просто и легко, что я едва не рассмеялась и быстро прикрыла рот рукой в шёлковой перчатке. «Я свободна. Мне больше не нужно о нём думать. Он наконец-то исчез из моей жизни, раз и навсегда. Мне больше никогда не придётся его видеть. Он больше не будет постоянным напоминанием о болезненных воспоминаниях, навсегда отпечатанных в моей памяти. Не нужно больше оплакивать двух призраков из прошлого. Они теперь тоже свободны, как и я».

Я снова рассмеялась, пряча лицо в дрожащих руках, а потом и слёзы пришли, одним горячим потоком, и я едва могла делать судорожные вдохи между истерическими всхлипами. Мне так хотелось, чтобы кто-то обнял меня, но этот кто-то стоял рядом, боясь до меня дотронуться теперь, когда мне больше всего это было нужно. Я повернулась к группенфюреру Кальтенбруннеру и сама прижалась к его плечу, и тогда только он обернул руки вокруг меня и сжал так крепко, что я заплакала ещё сильнее.

— Шш, тише, не плачьте, всё хорошо. Отныне всё всегда будет хорошо. — Он нежно гладил мою спину и волосы, как будто успокаивая маленького ребёнка. — Всё в прошлом. Я хочу, чтобы эти слёзы были последними слезами, что я когда-либо увижу на вашем хорошеньком личике. Только радостные улыбки с сегодняшнего дня, договорились?

Я с готовностью закивала и с благодарностью взяла платок, который он протянул мне. Я вытерла лицо, и та часть, которая коснулась моих глаз, оказалась запятнанной чёрной тушью. Я улыбнулась, заметив это; я даже рада была, что эти слёзы были чёрными, будто весь яд, что я всё это время держала внутри, наконец покинул моё тело.

Кто-то подошёл осведомиться о моём крайне расстроенном состоянии, и доктор Кальтенбруннер ответил, так и не выпуская меня из рук:

— Бедняжка очень близко работала с обергруппенфюрером Гейдрихом. Какая невосполнимая утрата для нас всех!

— Верно, верно, — забормотал в ответ незнакомец. Я даже не повернула к нему головы, наконец чувствуя себя в умиротворении и покое в сильных руках лидера австрийских СС. — Страшные времена для нас всех, страшные!

Он оставил нас одних, и я снова вытерла лицо, заметив, что в этот раз платок остался почти чистым. Внутри всё тоже было чистым, свободным от боли, ненависти и яда, что отравляли мою душу всё это время. Я наконец освободилась от этого всего, и он сделал это возможным. Я подняла глаза к его и прошептала так, чтобы никто нас не услышал:

— Спасибо вам.

— Не стоит благодарности. Я только рад, что вам стало легче.

Доктор Кальтенбруннер снова дотронулся до моей влажной щеки, смахивая последние крохотные слезинки, а потом он просто смотрел на меня, очень серьёзно, с рукой всё ещё обнимающей меня за плечи, и нежными пальцами на лице. Мы стояли так близко друг к другу, что если бы в зале больше никого не было, он наверняка поцеловал бы меня. Я бы позволила ему это сделать.

Я вдруг устыдилась собственных мыслей и отступила назад, не понимая, как я вообще позволила себе такие фантазии, когда Генрих находился совсем рядом, всего лишь на другом конце зала. Группенфюрер Кальтенбруннер сразу же меня отпустил, будто поняв мои чувства.

— Я думаю, мне пора идти, — проговорила я. — Мой муж меня ждёт.

— Да, конечно. — Он кивнул и опустил глаза.

Я почему-то медлила.

— Что ж… Тогда до встречи, герр группенфюрер.

— До встречи, фрау Фридманн.

Я протянула ему руку, и он осторожно её пожал.

— Спасибо вам за платок. Боюсь, его уже не спасти.

Он наконец улыбнулся.

— Я думаю, что смогу позволить себе новый.

Я тоже улыбнулась в ответ и начала было уже уходить, когда он окликнул меня.

— Фрау Фридманн?

— Да? — Я обернулась.

— Я забыл вам что-то отдать.

С этими словами он вынул руку из кармана и раскрыл ладонь, на которой лежали мой католический крест и моя золотая цепочка с кулоном в виде пуантов, подарок моего мужа, который он забрал у меня несколько лет назад в допросной камере гестапо. Я поверить не могла, что он хранил оба предмета всё это время. Я сначала никак не решалась поднять руку, но затем взяла цепочку и крест и снова подняла на него глаза.

— Вы сохранили их?

— Ну конечно. Носил их всё время в кармане, просто всё забывал вам их отдать.

Я впервые не нашлась с ответом.

Берлин, июнь 1942-го

Гиммлер прибыл. Он прошёл по проходу до подиума в большом конференц-зале, где собрались все сотрудники берлинского офиса шестого отдела или SD-Ausland, согласно отданному двумя днями ранее распоряжению. Хотя технически здесь присутствовала только половина сотрудников нашего отдела: мы были органом внешней разведки, и соответственно большая часть агентов работала за территорией рейха или же выполняла различные миссии вне Берлина. Генрих сидел в переднем ряду среди остальных высокопоставленных офицеров, но он всё равно повернулся и ободряюще мне кивнул, пока рейхсфюрер Гиммлер просматривал бумаги, что он принёс с собой. Я сидела на самом заднем ряду с другими сотрудницами вспомогательного штата СС, включающими в себя секретарей, стенографисток и радисток. Я кивнула ему в ответ и улыбнулась.

Рейхсфюрер пустился в довольно длинную речь о том, какой трагедией была безвременная утрата бывшего шефа РСХА обергруппенфюрера Гейдриха, и я не могла не подивиться его лицемерию. Всем прекрасно было известно, что после того, как Гейдрих обошёл его в ранге и стал министром раньше Гиммлера, тот терпеть не мог своего бывшего коллегу и протеже; я, например, была лично убеждена, что в день, когда Гейдрих скончался, рейхсфюрер Гиммлер открыл бутылку шампанского и вполне возможно даже съел кусочек торта.

Затем рейхсфюрер продолжил свою речь объявлением о том, что до тех пор, пока фюрер не найдёт подходящую кандидатуру на место «незаменимого» Гейдриха, РСХА падёт под его личный контроль, и наш отдел теперь будет работать под началом штандартенфюрера СС Вальтера Шелленберга. Я встречала Шелленберга раньше и, по правде говоря, была несколько удивлена, что рейхсфюрер решил назначить такого молодого человека нашим шефом; но ходили слухи, что Шелленберг был гиммлеровскими ушами и глазами, и я пришла к выводу, что скорее всего он был назначен на данную позицию не только из-за его интеллекта, но и фактически чтобы следить за собственными подчинёнными.