Пламя и шелк - Петра Шир Страница 29

Райнбах, 20 апреля 1668 года Пятью годами ранее…

Лукас с закрытыми глазами сидел на твердых нарах, скрестив ноги по-турецки и прислонив спину и голову к неровной холодной каменной стене. К счастью, парню не приходилось мерзнуть, так как мать сумела передать ему толстое шерстяное одеяло, пусть и с помощью взятки охраннику. Затасканный кусок ткани, который город Райнбах предоставил своим заключенным в качестве покрывала, мог вызвать в эти холодные ночи разве что смех сквозь слезы.

Он часами ломал себе голову, тем не менее все еще не понимал, кто мог стоять за всеми его страданиями. Он не верил, что это Вероника захотела отомстить ему за что-то. Скорее, склонялся к мысли, что кто-то задумал это дело загодя. Как иначе можно было объяснить появление сразу двух независимых друг от друга свидетелей там, где обычно никто не ходит, разве только те, кто сами устраивают в той части леса тайные свидания?

Этот факт сделал совершенно невозможным доказать ему свою невиновность. По крайней мере, если он не хотел нанести еще больше вреда. По сути, парень оказался в западне, потому что его попытка спасти себя плохо бы закончилась для кого-то другого. Однако если он будет молчать, судебные заседатели вынесут ему приговор на основании показаний свидетелей. И тогда его жизнь будет сломана. Много лет тюрьмы, а затем изгнание из города. О денежном штрафе, который бы светил дополнительно, лучше и не вспоминать. Этим будет разрушена и жизнь его матери.

Кто проделал с ним такое? Этот вопрос снова и снова вертелся в его голове. Кто стоит за этим? Как смогли подвигнуть Веронику и ее отца на такое обвинение? И, что было самым важным: почему этот человек поступает так? Лукас не был святошей, но навредить кому-то в такой степени, чтобы тот решился отомстить столь жестоко, – нет, он не делал ничего подобного.

Когда голоса и шаги перед его камерой стали громче, а засов заскрипел по дубовой двери, Лукас открыл глаза, однако не сдвинулся с места. Он распрямился и вскочил на ноги, только узнав вошедшего посетителя.

– Господин Тынен. Что… – Он запнулся, едва дверь за городским советником захлопнулась.

– Здравствуй, Лукас. Насколько я вижу, ты здесь уже обустроился по-домашнему. – Тынен подбородком указал на одеяло. – Должен признать, мне это не нравится.

– Что привело вас сюда? – Лукас предчувствовал что-то подобное, но от этого ему было не легче.

– Моя дочь не давала мне покоя, пока я не пообещал ей присматривать за тобой. – Тынен неодобрительно скривил губы. – Она абсолютно вне себя и уверена, что ты невиновен. Хотя я и не могу себе представить, чтобы ты обесчестил Веронику, да еще и насилием, но окончательно в этом не уверен. В отличие от моей дочери, у меня за плечами побольше жизненного опыта и мне пришлось испытать в жизни многие разочарования, когда речь шла о характере человека. Ты можешь поклясться мне в глаза, что в этом деле невиновен? И будь уверен: если я уличу тебя во лжи, то побеспокоюсь о том, чтобы ты больше никогда не попался моей дочери на глаза. Я понятно выразился? – Тынен смотрел в глаза Лукасу спокойно и строго.

– Да, господин Тынен.

– Хорошо. Тогда скажи мне прямо: ты обесчестил Веронику или же как-то опозорил ее, поступил с ней так, что вынудил ее обвинить тебя в таком преступлении?

– Нет. – Лукас стоял прямо, он был значительно выше неожиданного собеседника, но чувствовал себя маленьким. Тяжелые кандалы, которые с него не сняли, тоже отнюдь не мешали чувствовать себя жалким червем. Тем не менее он посмотрел в глаза Тынену твердо и решительно.

Тот ответил ему долгим взглядом, помолчал, затем слегка кивнул головой.

– Но ты был в тот вечер на старом кирпичном заводе?

Лукас глубоко вдохнул.

– Да.

– С кем?

На этот вопрос он ответить не мог.

Лицо Тынена потемнело.

– Это была другая женщина? Или даже невинная девушка?

Лукас молчал. Это точно был самый неподходящий момент в его жизни для разборок со своей совестью, однако в данном случае он вынужден был оставаться непоколебимым, и не важно, чего это будет ему стоить. И не потому, что человек, которого он защищал, был ему как-то особенно дорог, а потому, что тот не заслужил, чтобы он разрушил его жизнь, спасая свою.

Неодобрительно фыркнув, Тынен подошел к расположенному под самым потолком зарешеченному окошку и посмотрел на покрытое облаками небо.

– Я не знаю, потрясен ли я, или лучше стоило бы отвесить тебе хорошенькую оплеуху, которую ты явно заслужил за свою глупость. – Он снова медленно повернулся к Лукасу. – Хорошо, будем исходить из того, что ты говоришь правду в отношении Вероники. Тогда кому ты так наступил на мозоль, что тебя таким образом захотели наказать или даже лишить жизни?

Лукас беспомощно пожал плечами.

– Этого я не знаю.

– Так думай, черт побери! – Взбешенный Тынен смотрел на него. – Не сиди здесь сиднем и не жди, что дело само по себе уладится. Не уладится, мой мальчик.

Гнев, обуявший Лукаса, вывел его из оцепенения, он сильно сжал кулаки.

– Вы действительно думаете, что я не понимаю, в какой ситуации оказался? Я со вчерашнего дня ломаю себе голову над этим, и мне ничего не приходит на ум, я не могу взять в толк, кто бы так ненавидел меня.

– Обманутый деловой партнер?

– Нет.

– Кто-то, кому ты должен деньги?

– Нет.

– Кто-то, кто тебе должен деньги?

– Тоже нет. Никто не должен мне деньги и, наоборот, если я и должен, то долги, если они вообще есть, настолько малы, что не стоят того, чтобы замышлять против меня такое.

Тынен скрестил руки на груди.

– Одаренный рогами муж?

Лукас поморщился, подумал миг, затем покачал головой.

– Нет.

– Это прозвучало не очень убедительно. – Сердитый Тынен мерил шагами крошечную камеру взад и вперед. – С каким удовольствием я отлупил бы тебя своими руками! Как представлю себе, что моя дочь защищает такого дурака, так у меня желудок сводит. – Он вздохнул. – А если не муж, может, есть кто-то, у кого ты увел девушку?