Суета сует - Наталия Рощина Страница 28

— Мне не нужны компенсации. Мне нужен Смыслов!

— Упрямство никогда не имело ничего общего с настойчивостью. Остановись, чтобы не огорчиться куда больше.

— Почему ты так говоришь? Ты, ты… Ты что-то знаешь! — Мила истерически засмеялась. — Ты бы не посмела так разговаривать со мной. Ну, конечно! Конечно, ты наговорила ему обо мне гадостей.

— Мила, остановись.

— Ты и день рождения свой почему-то отмечала не дома. Ты уехала, а я прождала целый день, чтобы поздравить тебя.

— При чем тут мой день рождения? — Ирина поджала губы. — Ты все смешала в одну кучу, большую кучу, которую никому не удастся разгрести.

— Врешь! Ты просто завидуешь!

— Чему, опомнись?

— Ты всегда завидовала, только никогда не признавалась! Жалкая косметичка, всю жизнь будешь выдавливать чужие прыщи и пытаться развлекать клиентов светскими разговорами!

— Извини, я пойду. Не могу видеть тебя такой.

— Ой-ой-ой! — издевательски кривлялась Мила. — Что, трудно слышать правду?!

Ирина быстро направилась в коридор. В отместку она так хотела сказать, что сейчас дома ее ждет Максим. Что они уже давно стали любовниками, и жизнь их напоминает бесконечный праздник, вереницу сюрпризов, которые они не устают друг другу преподносить. Она хотела сказать, что Максим счастлив. Уставший, истерзанный, он, наконец, полностью и безоговорочно счастлив с ней. Но что-то останавливало Ирину. Она пыталась усмирить обиду за услышанные слова. Пусть так, она проглотит их и запьет любовью, в которой купается, как в теплых морских волнах. Можно ли говорить о ней? Они не обсуждали с Максимом возможность откровенного разговора с Милой. Они вообще не вспоминали о ней, словно и не было ее никогда в жизни Смыслова. Это радовало Ирину. Она решила, что Максим оттаял в ее объятиях. Пожалуй, это произошло быстрее, чем она предполагала. Ирина боялась загадывать на будущее, но сейчас ей казалось, что она близка с Максимом не четыре месяца, а всю жизнь. Он был рядом, всегда был в ее мечтах. Просто прежде чем строить что-то новое, приходится разрушать старое. Это произошло, и теперь они вместе.

— Ира, не уходи! — это были последние слова подруги, которые она услышала, закрывая за собой дверь. Голос, полный мольбы и раскаяния, не трогал ее больше. Она выбежала из квартиры, зная, что никогда больше не переступит этот порог в прежнем качестве. Как легко и свободно она себя почувствовала! Словно сбросила многолетнее ярмо. Неужели она думает о Миле и себе? Несомненно. Какие метаморфозы. О дружбе можно забыть, близкие отношения прекращаются в один миг. Человек способен перечеркнуть прошлое, навсегда отказавшись от него во имя собственного светлого будущего. Ирина сделала это легко — уроки многолетней дружбы с Милой не прошли даром. Выживать, поступать так, чтобы создать для себя лучшие условия — это логично, это естественно. Хмелевской больше не нужно бороться с разрушающей ее изнутри завистью, скрывать свои чувства к любимому. Он принадлежит ей одной. И пусть иронизирует Мила кто знает, может быть, им с Максимом еще будет даровано счастье растить своих детей. Сейчас Ирина относилась к этому, как к радости, дарованной свыше. Все настолько изменилось! Пожалуй, она выстрадала настоящую любовь всей своей непутевой жизнью. Вереница мужчин, пытавшихся завладеть ее сердцем, теперь оказалась в далеком прошлом. Это было не с ней, с другой женщиной. Она всегда ждала своего Максима. Он рядом, и ей больше ничего не нужно. Она готова на все, чтобы защитить свое счастье.

Хмелевская вышла из подъезда и, не поднимая, как обычно, глаза на окна Милы, пошла легкой, почти летящей походкой. Со стороны сразу становилось понятно, что идет счастливая женщина. Она словно парила над мокрым асфальтом, предвкушая встречу с любимым. А дождь все шел и, почувствовав прохладные капли на лице, она поняла, что забыла зонт у Милы. «Нет, я оставила его вовсе не за тем, чтобы вернуться, — подумала Ирина и ускорила шаг. — Теперь я могу больше никогда сюда не возвращаться… Господи, как же я рада!»

Кирилл проснулся рано. Поднялся осторожно, чтобы не разбудить Катю. Она не любила ранних пробуждений, будучи настоящей совой по натуре. Кирилл запретил ей работать в библиотеке, по-мужски решив, что дома от молодой жены будет больше пользы. Катя не сопротивлялась, не устраивала разборок по поводу самореализации. Она с удовольствием приняла ультиматум мужа, тем более что это давало ей возможность не вскакивать по утрам ни свет ни заря. В работе ей нравилось все, кроме этого неприятного момента, а теперь она никуда не спешила, попав в свою стихию плавного течения обстоятельств.

— Как ты мог запретить Катюше работать? — отец не одобрил происходящего. Но Кирилл видел, что ведение домашнего хозяйства по-настоящему нравится Кате. Она играла роль молодой хозяйки с упоением, полной самоотдачей. Она не могла по-другому. У нее всегда так: или все, или ничего. При внешней хрупкости она была крепким орешком. Там, где нужно, могла проявить характер. Если она по-прежнему весела и легка, значит, все в порядке, и он не сделал ошибки.

Новый диван еще не выдавал каждое движение предательским скрипом, и Кирилл смог неслышно выскользнуть из комнаты. Он принял душ, потому что не понимал, как можно просто почистить зубы и умыть лицо перед началом нового дня. Эту привычку привил ему отец. Контрастный душ, как обычно, взбодрил Кирилла, и, обернувшись большим махровым полотенцем, он зашел на кухню. Сквозь щелочки жалюзи пробивалось утреннее солнце. Кирилл раскрыл настежь окно и вдохнул прохладную свежесть летнего утра.

— Испортил выходные, а теперь, пожалуйста… — обращаясь к дождю, тихо произнес Кирилл. Он вздохнул, вспомнив, какие грандиозные планы были у них с Катей. Два дня монотонного шелеста дождевых капель поставили большой, жирный крест на пикнике у реки с веселой и шумной компанией друзей. Но Кирилл тут же улыбнулся: они не так уже плохо провели время. Им хорошо вдвоем. Они еще не успели надоесть друг другу. И выходные пролетели незаметно, оставив приятные воспоминания о любовных утехах, заменивших неудавшуюся культурную программу. Кирилл отодвинул занавеску, высунувшись из окна. Дождь оставил на асфальте огромные лужи, в которых плескались голуби. Кирилл наблюдал за ними до тех пор, пока не услышал сзади шлепанье босых ног. Обернувшись, широко улыбнулся.

— Доброе утро, Катюша, — обнимая прижавшуюся к нему жену, ласково сказал Кирилл.

— Доброе утро, — еще сонная, она сложила губы бантиком и, встав на цыпочки, чмокнула его в щеку. Прищурившись от яркого солнечного света, она произнесла, растягивая слова: — Еще так рано…

— Кому как, провожая Катю влюбленным взглядом, ответил Кирилл. — Мне пора на работу.

— Хочешь, я сварю тебе кофе?

— Нет, дорогая, такой подвиг мне от тебя не нужен. Иди досыпай, а чтобы ты не проспала, я включу таймер на музыкальном центре. На сколько поставить?

— Я не буду ложиться. Мне сегодня нужно выйти пораньше, — устремляясь в ванную, сказала Катя. Она потянулась на ходу, взъерошила еще не причесанные каштановые волосы. — У меня важное рандеву.