Горький мед любви - Пьер Лоти Страница 28
Горький мед любви - Пьер Лоти читать онлайн бесплатно
Жан проходил мимо, и вдруг две гибкие руки коснулись его и, как змеи, обвили колена. Женщина прятала голову и целовала его ноги.
— Тжан! Тжан! — тихо говорил хорошо знакомый голос. — Тжан! Я пошла за тобой, боясь, что ты уйдешь в рай на войне (умрешь). Тжан! Хочешь посмотреть на своего сына?
И ее черные руки протянули спаги смуглого ребенка.
— Мой сын?.. Сын? — повторил Жан с солдатской грубостью, но его голос дрожал. — Это мой сын?.. Что ты болтаешь, Фату-гей?!
— Это правда, — сказал он со странным волнением, наклонясь, чтобы его рассмотреть, — правда… он почти белый!
Ребенок унаследовал черты отца, не взяв ничего от матери: он был смуглый, но тоже белый, как спаги, с такими же большими глазами и такой же красивый, как Жан. Мальчик протягивал руки и, хмуря маленькие брови, смотрел так серьезно, как будто старался понять, зачем он появился на свет и каким образом его французская кровь смешалась с кровью нечистой черной расы.
Жан чувствовал себя побежденным какой-то неизвестной внутренней силой, полной тайного смысла. Он молча склонился к сыну и нежно его поцеловал. Незнакомое чувство наполняло его душу. Голос Фату-гей пробудил рой дремавших воспоминаний. Горячая страсть и привычка обладания ею связали их могучими узами, которые не в силах разорвать разлука. Она была ему по-своему верна, он же был так одинок. Он позволил ей надеть ему на шею африканский амулет и разделил с ней свой дневной паек.
Судно продолжало свой путь. Река бежала все дальше на юг, и ландшафт менялся. По обоим берегам — кустарник, нежные акации, мимозы, тамариски с легкой листвой, трава и зеленые лужайки. Тропическая флора сменилась скромной северной растительностью; лишь чрезмерный зной и безмолвие напоминали о том, что эта река течет в самом сердце Африки, далеко от Европы.
Иногда перед ними проплывали идиллические картины жизни негров — настоящие пасторали во вкусе Ватто. В рощах встречались влюбленные парочки, увешанные гри-гри и стеклянными побрякушками и пасущие тощих зебу или стада коз. А дальше — другие, никем не охраняемые стада: сотни серых крокодилов спали на солнце, наполовину погрузив животы в теплую воду.
Фату-гей улыбалась, и ее глаза светились какой-то особенной радостью — она чувствовала близость своей родины! Одно ее беспокоило: увидев покрытые травой болота и большие тихие заводи, окаймленные камышами, она закрывала глаза из боязни увидеть поднимающуюся из воды черную морду ниабу (гиппопотама), появление которого было бы для нее и ее соплеменников знамением смерти.
Трудно представить себе, какую хитрость, настойчивость и ловкость она проявила, чтобы попасть пассажиркой на судно, на котором, как она знала, плывет Жан. Где скрывалась она, уйдя из дома? В каком убежище нашла приют, чтобы произвести на свет дитя спаги? Теперь она была счастлива: ее мечта сбылась — она возвращалась в Галлам, и не одна, а с ним.
Диальде был расположен на слиянии Сенегала с безымянной рекой — ее правым притоком. Эта небольшая негритянская деревушка, защищенная деревянной крепостью, напоминавшей форты центрального Алжира, была ближайшим французским пунктом от земли Бубакар-Сегу. Здесь, среди дружеского населения, силы французов должны были соединиться и встать лагерем на привал вместе с союзными войсками бамбарасов.
Вся окрестность носила отпечаток того однообразия и бесплодия, которые присущи берегам северного Сенегала. Но здесь встречались уже рощицы, а иногда даже целые леса, напоминающие о близости Галлама, о зеленой центральной Африке.
Первая рекогносцировка — на восток от бивака Диальде в сторону Джидиама (Жан, сержант Мюллер и Ниаор).
По словам напуганных женщин союзного племени, на песке видели свежие следы многочисленного конного и пешего отряда, который не мог быть ничем иным, как армией великого короля негров. В продолжение двух часов трое спаги ездили верхом по долине, но не нашли на земле никаких человеческих следов, никаких признаков появления военного отрада.
Зато почва была испещрена следами всех животных Африки, начиная от больших круглых ямок, оставленных тяжелой ногой гиппопотама, и кончая едва заметными треугольниками, какие чертит концом своего копыта быстроногая газель. Песок, уплотненный последними зимними дождями, прекрасно сохранял все следы обитателей пустыни. Среди них можно было заметить отпечатки рук обезьян, неуклюжих ног жирафов, дорожки ящериц и змей, следы когтей льва и тигра; можно было проследить запутанные тропинки шакалов, удивительные прыжки лани и представить, какое оживление приходит с темнотой в эти пустыни, безмолвные под пылающим оком солнца. Воображение рисовало дикие ночные оргии.
Лошади спаги вспугивали прячущуюся в чаще дичь. Эти места могли бы принести охотнику баснословную удачу. Мимо ружья, почти касаясь его, пролетали красные куропатки, фараоновы курочки, голубые и розовые сойки, черные дрозды и большие дрофы. Спаги, безуспешно разыскивающие человеческие следы, не обращали на них внимания.
Приближался вечер, и густые испарения скапливались над землей. Вид тяжелого неподвижного неба будил мысль о доисторической эпохе, когда более теплая и богатая жизненной энергией атмосфера укрывала на первобытной земле предшественников мамонтов и плезиозавров…
Солнце медленно опускалось за таинственную завесу, делаясь тусклым, багровым, увеличиваясь до неестественных размеров — и потом погасло… Ниаор, который вначале с обычной беспечностью следовал за Жаном и Мюллером, заявил, что продолжать разведку неразумно и что они напрасно подвергают себя опасности. Дело в том, что всякое могло случиться, — то, что они видели кругом, внушало страх. Везде были свежие следы льва. Лошади дрожали и останавливались, обнюхивая четкие оттиски пяти когтей на песке.
После небольшого совещания Жан и Мюллер решили вернуться и вскоре уже вихрем летели к крепости с развевающимися за спиной белыми плащами. А вдали слышался грозный, замогильный рев, который мавры сравнивают с громом: голос охотящегося льва. Несмотря на всю свою храбрость, трое несущихся карьером всадников испытывали ужас, удваивающий силы, — тот заразительный страх, который подгоняет обезумевших лошадей. Стебли тростника и ветки, хлеставшие по ногам, казались им стаей львов, гнавшихся за ними по пятам.
Скоро они увидели реку, а за ней французские палатки, солдаты и маленькая арабская крепость Диальде, еще освещенная последними красными отблесками. Они пустили лошадей вплавь и въехали в лагерь.
Это был грустный вечерний час. Странное оживление начиналось с закатом солнца в этой глухой деревушке. Пастухи загоняли скот; военные точили кинжалы, готовясь к битве, или чистили свои допотопные ружья; женщины готовили кус-кус для армии, доили овец и тощих коров зебу.
Слышался невнятный говор негров, сливающийся с дрожащим блеянием овец и жалобным лаем собак… Фату-гей сидела с ребенком на пороге блокгауза с выражением покорности и мольбы на лице, которое не покидало ее со времени возвращения. Томясь одиночеством, Жан сел рядом с ней и взял на руки ребенка; его сердце смягчилось при виде своей счастливой семьи, он радовался, что в Диальде есть существо, которое его любит.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments