Соперницы - Андреа Йорк Страница 28

— О боже, — прохрипел Норман, зарываясь лицом в ее грудь. Все в Дженни трепетало и ныло от непрерывного возраставшего желания, требовавшего выхода. Пальцы то плавно, то быстро, будто исполняя какую-то неведомую ей самой мелодию, летали по плечам, спине, груди Нормана. Кожа его была упругой, ровной и очень приятной на ощупь, но мощные бугры мышц говорили о силе, скрывавшейся под этой шелковистой гладью.

— Я не хотел, чтобы все произошло здесь, — задыхаясь проговорил Норман. — Я считал, что тебя в такой момент должны окружать музыка, цветы, экзотические ароматы.

Дженнифер обняла его и почувствовала, что в Нормане произошла перемена. Он достиг той точки возбуждения, откуда нет возврата. Дженни поняла это интуитивно, с чуткостью женщины, только что познавшей богатство и глубину ощущений собственного тела.

Ее сердце отозвалось на это резким толчком. Она будет принадлежать ему. С каждым поцелуем Норман становился все более требовательным, дыхание его сделалось лихорадочным и обжигало ее обнаженное тело.

— Я хочу тебя, — умоляюще прошептал он. — Моя чудная, дорогая, неподражаемая Дженнифер. Я безумно тебя хочу.

С затуманившимся взглядом он мгновенно сбросил с себя рубашку, расстегнул ремень. Ее лицо оказалось в плену любимых рук, и на секунду Джейн попробовала представить себе, что это не просто страсть, что это любовь. Норман поцеловал ее так бережно, так осторожно, будто просил прощения за свое охваченное невыносимой жаждой тело.

Дженни робко улыбнулась ему, однако неуверенно взялась за край скомканной юбки и попыталась одернуть ее.

— Оставь это, — с жаром проговорил он, одним быстрым движением вздергивая юбку обратно на талию. — Оставь. Я не могу ждать. Я хочу тебя. Пока я еще могу быть тактичным. Но скоро потеряю контроль над собой. Сейчас, Джейн. Сейчас.

Она не смогла заставить себя произнести ни слова. Однако ее расширившиеся зрачки и полуоткрытый рот как бы сказали ему «да», избавив тем самым от сомнений. Дотронувшись кончиками пальцев до ее босой ступни, Норман начал медленными волнообразными движениями подниматься вверх.

— О, Норман, — выдохнула она, уткнувшись ему в плечо. Мучительно медленно, раздразнивая каждую клеточку нежной кожи, он ласкал ее бедра. Неистовый, алчный огонь разгорался внизу живота, волны упоительного желания захлестывали ее все чаще. Однако он намеревался довести ее тело до такого состояния, чтобы оно стало безвольно-податливым и абсолютно послушным, покорно принимающим все его требования.

— Скажи… скажи мне что-нибудь нежное, — проговорила Дженни, безнадежно осознавая, что, какую бы ложь он ни сказал, она никогда не простит себе того, что с ней сейчас происходит.

Он замер и посмотрел ей в глаза.

— Ты хочешь услышать признание в любви? — тихо спросил Норман. — Нет, Дженни, мы ведь все уже выяснили. Это не имеет ничего общего с любовью. Ты хотела отдаться и, наверное, не собираешься притворяться, что тобою двигало другое, более глубокое чувство. Не требуй этого и от меня. Смирись с тем, что это вожделение. Желание. Но не любовь.

— Негодяй! — Дженнифер попыталась освободиться.

Но он придавил ей плечи и вошел наконец в ее горячую пульсирующую плоть, мучительно жаждавшую этого проникновения. Несколько упоительных содроганий потрясли ее тело, и их мощь поразила саму Дженни.

— Я скажу тебе, что ты прекрасна, потому что это правда! — прохрипел Норман в нескольких сантиметрах от ее лица. — Что при виде тебя я начинаю испытывать столь сильное желание, что мне приходится все время сдерживаться. Что возможность овладеть девственницей добавила этому желанию изысканность и остроту, что твоя кожа бесподобна, а колдовские зеленые глаза сводят меня с ума. Я могу сказать, что ты безумно возбуждаешь меня, И я готов брать тебя снова и снова, что и собираюсь делать. Твое тело изумительное, гибкое и мягкое, а когда ты двигаешься, это получается так сексуально, что у меня мутится разум. Но я не стану говорить, что люблю. Тебе придется смириться, и давай не возвращаться к подобным разговорам, — закончил он сурово.

Дженни была ошеломлена его резкой отповедью, между тем тело ее продолжало испытывать необычайное наслаждение, послушно вздрагивая при каждом движении его плоти. Норман дернулся последний раз, и горячий поток выплеснулся на кремовый шелковый пояс Дженни. Тяжело дыша, он поцеловал ее губы, мочку уха, шею — благодарно и нежно. Руки Нормана продолжали свои ласковые и настойчивые ухаживания, доводя желание Дженни до немыслимого предела.

Громогласный телефонный звонок резко ударил по барабанным перепонкам.

— Норман, — прохрипела Дженни, с трудом пытаясь понять смысл звука. — Телефон? О боже, телефон!

— Черт! — прорычал Норман. Требовательное дребезжание не прекращалось, и они растерянно смотрели друг на друга, не совсем еще понимая, где находятся. Наконец Норман протянул руку к телефону.

— М-м! — рявкнул он в трубку.

На несколько секунд закрыл глаза, сосредоточиваясь, потом открыл их, провел языком по верхней губе и отвернулся.

Дженни сгребла в охапку свою одежду. Что-то случилось. Видимо, что-то неприятное. Краснея от стыда, она судорожно натянула джинсы, еле справляясь дрожащими руками с застежкой, вытерла пот с лица и почувствовала, что телефонный разговор сильно озадачивает Нормана. Он осторожно скользнул по Дженни глазами и снова отвел их в сторону.

После ряда односложных ответов Норман положил трубку и так и остался сидеть с взглядом, обращенным внутрь себя.

Затем поднял руки к лицу и промолвил тихо:

— О боже!

Тон, которым он это произнес, заставил ее сердце, забыв обо всем, рвануться навстречу ему в горячем сочувствии.

— Что это, Норман? Кто это был?

Медленно, очень медленно он повернул голову и уставился на нее невидящими глазами:

— Арабелла.

— Нет! Нет! — Дженни задохнулась. — Только не Арабелла! — проговорила она сдавленно. — Когда же она оставит нас в покое!

— Это был очень важный деловой звонок, — раздраженно объявил он. Лицо его под темным загаром сделалось серым.

Раскаивается, что с такой легкостью изменил ей, истерически подумала Дженнифер.

— Деловой звонок? — спросила она с сарказмом. — Во время медового месяца?

— Я же говорил тебе, что затеял одно исключительно серьезное дело, — строгим голосом сказал он.

Нервы Дженни не выдержали. Она разразилась рыданиями. Это был поистине день слез. Норман угрюмо наблюдал за ней, а Джейн никак не могла остановиться, беспомощно всхлипывая, переводя дыхание и вновь заходясь в плаче при виде его окаменевшего лица.

Ей было неприятно предстать перед ним размазней, у которой глаза вечно на мокром месте, но Дженни ничего не могла с собой поделать. Норман был причиной этих слез, и только он один смог бы остановить их, но, кажется, не собирался этого делать.