Полночная жара - Саманта Байард Страница 28

Бриджет настолько была переполнена впечатлениями от увиденного, что даже забыла, как совсем недавно сгорала от ревности и обижалась на Эндрю Боттомли за проявленное им при встрече равнодушие. Она теперь заглядывала ему в глаза, надеясь найти в них отблеск своих чувств.

– Что? – спросил он, испытывая неловкость.

– Ничего, – ответила Бриджет. – Просто у тебя такой вид…

– Не могу объяснить. Мне кажется, этот дом построен специально для тебя, настолько ты вписываешься в обстановку. А я почему-то чувствую себя тут простолюдином, которому можно попадать сюда только через черный ход и лишь очистив навоз с башмаков.

– Не говори так. – Она нежно взяла его за руку. – Разве ты не чувствуешь, этот особняк рад всем?

– Ты никогда не была у нас, в Шотландии, и не видела дома, в котором прошло мое детство, – объяснил Эндрю. – Мне кажется, что сюда можно поместить весь наш род, да еще останется место для мериносов.

– Ладно тебе! Это всего лишь просторное и надежное строение. Но уютным домом его сделали люди, их тепло, их мечты, их жизни, которые проходили в этих стенах.

– Не просто люди, – возразил Эндрю, – а люди, за которыми едут несколько машин с мебелью, драгоценностями, одеждой и всем прочим. Я думаю, вон в той дальней комнате можно было бы устроить платный кегельбан, и никто бы ничего не заметил…

Они шли сквозь анфилады комнат и не переставали удивляться декору.

– Слушай, я знаю, что мне хочется увидеть больше всего, – сказала Бриджет. – Давай найдем кухню. Я умру, если не увижу, какая она.

Кухонь в доме оказалось две. Одна – небольшая, уютная, семейная. А вторая – огромная, оборудованная по последнему слову техники, с несколькими разделочными столами, с плитой в восемь конфорок и двумя холодильными камерами.

– Подожди, – сказала Бриджет, – сейчас отдышусь.

Она открывала дверки шкафов и заглядывала во все уголки. Здесь были полки и полочки для посуды, салфеток, ложек, ложечек, рюмок, фужеров и кружек, ножей разной величины… В общем, тут было все, о чем может мечтать любая женщина, даже если она никогда не занималась приготовлением еды. Бриджет наслаждалась, разглядывая все это.

– Ущипни меня… Я такого еще никогда не видела. Это сон, – бормотала она.

– Тебе бы понравилось готовить здесь? – спросил Эндрю.

– Еще бы! Маленькая кухня прелестная, но в ней тесновато. Я бы расширила ее и устроила в ней утреннюю столовую. Посмотри, какой чудесный вид из окна. А большую – использовала бы только по назначению. Но мне кажется, ее надо немножко оживить. Поменять занавески, подобрать скатерть. На стены повесить старинную медную посуду, связки чеснока, лука, других овощей… Потом обязательно нужна фарфоровая вазочка в виде ослика.

– Прости? – остановил этот словесный поток Эндрю.

– Да? – Бриджет явно потерялась в собственных грезах.

– Фарфоровая вазочка в виде ослика? Откуда она взялась в твоих мечтах?

– Не знаю, просто сказала и все. Мне кажется, такие бывают.

– Прошу прощения…

Она обернулись и увидели стоящую в дверях Хильду Грюнер.

– Как успехи? Нашли что-нибудь? – спросил ее Эндрю.

– Более или менее, – покачав головой, ответила та. – Я нашла блузку, которую потеряла год назад, хрустальный подсвечник на верхней полке в одной из ванных комнат, вешалки, которые, если позволите, я хочу забрать, и домашнюю тапочку моего отца. Только одну. Будем надеяться, что вторую я уже увезла.

– В общем, музыкальной шкатулки нет? – догадалась Бриджет.

– Увы, нет, – печально вздохнула Хильда. Через мгновение лицо ее просияло. – Скорее всего, я просто не заметила ее, когда распаковывала вещи. Ящики стоят в подвале нашей новой резиденции. Придется пересмотреть все еще раз. Это, правда, займет пару недель.

– Ладно. Если не найдете, не стесняйтесь и звоните мне, – успокоил ее Эндрю. – Поищем еще разок.

– Огромное вам спасибо, я так и сделаю, – кивнула Хильда. – А сейчас не буду вас больше обременять своим присутствием. Наслаждайтесь экскурсией, Бриджет. Но осторожнее. Это чудесный дом, вы можете в него влюбиться.

– Уже влюбилась, – призналась Бриджет, а ведь я еще не видела его целиком.

– Знаешь, это можно немедленно исправить, – сказал Эндрю, как только Хильда вышла. – Если мы не заблудимся и найдем дорогу в прихожую, то пошли…

– Думаю, что мы не потеряемся. Я помню, где находится лестница на второй этаж. Вон там, около кабинета.

– Ты права. Это действительно там, – сказал Эндрю.

Они прошли, взявшись за руки, мимо комнат для прислуги и оказались у широкой лестницы, по которой поднялись наверх.

Если первый этаж заставил Бриджет влюбиться в дом, то, оказавшись на втором, она чуть не расплакалась от восторга. Эркеры в каждой спальне. Глубокие уютные кресла, располагавшие к чтению в долгие зимние вечера при свете ламп и торшеров под абажурами с бахромой. Старинная мебель, искусно украшенная тончайшей резьбой и инкрустацией. Невиданные тканевые обои из другой эпохи. Огромные окна и пленительные виды на старинный парк, открывающиеся из них. Бриджет чувствовала себя как ребенок, оказавшийся в кондитерской среди карамельного и кремового великолепия.

– Видишь, какой великолепный парк? – Она остановилась у окна.

– Рад, что тебе это нравится. – Он оказался позади нее настолько близко, что, когда повернул ее к себе, взяв за плечи, расстояние между ними исчезло вовсе.

– Извини, пожалуйста, – прошептала она, собираясь отодвинуться, но почему-то не смогла этого сделать.

– Я скучал по тебе, – сказал Эндрю.

Голос его звучал низко и хрипло.

Бриджет опустила голову, не в силах смотреть ему в глаза, потому что в них явно прочитывалось желание.

– Эти несколько дней длились так долго, правда? – пролепетала она.

– Рим строился гораздо быстрее, – улыбнулся Эндрю и обнял ее. – Ты отлично смотришься в этом доме.

– Что ты говоришь? Здесь слишком большое пространство. Я болтаюсь в нем, как маленький кусочек мрамора в ковше экскаватора.

– Можно постелить в этот ковш ковры, тогда не будет грохота, – ответил Эндрю и запустил пальцы ей в волосы.

– Что ты делаешь? – спросила Бриджет, облизывая пересохшие губы.

– Понятия не имею. Может быть, я, наконец, нашел правду своего сердца? – прошептал он и коснулся ее губ своими губами.

И этот поцелуй, сперва робкий и нежный, потом настойчивый и даже яростный, вдруг заставил ее отбросить все предрассудки и кокетство. Она стала властной, горячей, требовательной и не просто позволяла ему целовать себя, но целовала его сама…

– Юджин? Прости, что приходится беспокоить тебя опять. Это Эндрю Боттомли.