Все дело в платье - Татьяна Веденская Страница 28

– Страна Советов развалилась в восьмидесятых, – пробурчала Маша, порядком уставшая от своего недобровольного участия в кулинарном совращении Роберта Левинского.

– Чего ты такая злющая? Тебе не идет! – обиженно бросила Юля.

– Мне не идет платиновый блонд, это да, – ответила Маша резко. – Но я же и не перекрашиваюсь в него. А быть злой мне вполне идет. И я повторю в сотый раз, осторожнее с Робертом. Он сладко стелет, да жестко…

– Спать? – Юля прыснула в кулак. – А ты что, спала? На жестком?

– Дура! – фыркнула Маша, но тоже не сдержалась и рассмеялась.

– Между прочим, как выясняется, не один только Роберт нравится Роберту, – возмущенно воскликнула Юля.

– Что? Неужели свершилось чудо, и наш герцог пригласил тебя на свидание?

– Ага, пригласил. Билеты принес на концерт, в Большой театр, между прочим. Прилетает какая-то итальянская опера, будет там голосить.

– Роберт тебя позвал на оперу? – вытаращилась Маша, ибо, как хотите, а этого она не ожидала.

– Пригласил, да, – буркнула та. – Но не меня.

– А кого? – опешила Маша. Юля демонстративно вернулась в «Ниву», завела мотор, принялась щелкать пальцем по датчикам, словом, тянула паузу. Интрига была брошена, и Маша поспешила запрыгнуть в грязный внедорожник. Тогда Юля повернулась к ней и зачастила:

– Я уже неделю как замечала. То они чай вместе пьют, то кофе. То он ей половинку пирога отдал, вишневого…

– Который ты как бы пекла.

– Ну а что? – с вызовом переспросила Юля. – Главное, куда твой Гончаров смотрит!

– Он вовсе и не мой Гончаров… постой. Так он что, Ольгу Дмитриевну пригласил сегодня в Большой? – вытаращилась Маша, и все, что случилось сегодня в ее старом кабинете, вдруг предстало перед ней в новом свете. Что, если мадам Гусеница осмелилась заставить Гончарова ревновать? Что бы он сделал при таком раскладе?

– Не только пригласил. Он ее забирает из дома, чтобы, цитирую, посидеть, кофейку попить перед спектаклем.

– Ты уверена? – нахмурилась Маша. Все же одно дело принять у другого мужчины половинку пирога с вишней и совершенно другое – поехать с ним в оперу, разрешить ему за собой заехать.

– Уверена ли я? «Заезжай в Большой Афанасьевский, я предупрежу охрану»! Ее слова, не мои.

– Большой Афанасьевский? – Маша побледнела. Наверное, они с Гончаровым поругались. Наверное, она, эта чертова Гусеница, специально пытается вызвать у него ревность и поэтому согласилась ехать в театр с первым подвернувшимся кандидатом. Но разве важно это, если они живут вместе. ЖИВУТ! Маша отвернулась, прикусила губу, пытаясь справиться с навернувшимися слезами. Дурацкая идея – в такой день накрасить глаза. Все размажется, когда столько раз за день хочется плакать.

– Чего мне делать-то? – Юля потребовала от Маши ответа.

– Радуйся, – прошептала она. – Роберт – подарок сомнительный. Поверь, тебе просто повезло.

– Да не хочу я, чтобы мне так везло! – обиделась Юля. – Я хочу замуж. За Роберта.

– Что ж, тогда убей Гусеницу, – буркнула Маша, выпрыгивая из автомобиля. Она побежала в корпус, влетела внутрь, желая только одного – закрыться в туалете или в техпомещении и прийти в себя, взять свои чувства под контроль. Гончаров был так мил, говорил с Машей, улыбался, предлагал покатать по полю. Почти что сделал шаг навстречу. Почему? Почему сегодня? Конечно, именно поэтому!

Маша сейчас все бы дала за мгновение одиночества. Как назло, в холле офиса въездной группы толпилось море людей. Менеджеры, клиенты, секретарь на телефоне, кто-то еще, кто просто пришел выпить чаю. Маша огляделась, дернулась направо, в сторону техпомещения, и тут же уперлась в Гончарова. Собственной персоной.

– Сфотографировала все? – спросил он, с подозрением разглядывая ту бурю эмоций, что отражалась на Машином лице. Она кивнула, отвернулась, попыталась пройти, но Гончаров удержал ее за предплечье. Он прикоснулся к ней впервые с той злополучной ночи, когда Маша уехала на такси в свою персональную преисподнюю. – Маша, что случилось? На тебе лица нет!

– Лицо на месте, не переживайте, – она почти грубила, не контролируя того, сколько сарказма попадало в ее голос. – Презентация будет через несколько часов.

– Почему ты делаешь вид, что ничего не понимаешь? Мне наплевать на презентацию.

– Зачем же ВЫ тогда спрашиваете, гражданин начальник? И, пожалуйста, давайте держаться в рамках субординации. Мы с ВАМИ на брудершафт не пили. А если даже и пили – все равно.

– Мария! Что за чертовщина? – нахмурился Гончаров, сделал шаг вперед и сжал обе ее руки в своих ладонях. Это было уже чересчур, и Маша вдруг почувствовала, как слезы в ее глазах высыхают, как дождь, упавший по недоразумению на выжженную пустыню.

– Хотите отомстить? Не любите оперу? Считаете, людьми можно швыряться, как фантиками от конфет?

– Да о чем ты, леший тебя побери! – Гончаров склонился и взял Машу за подбородок, но в этот момент Маша заметила, как из своего кабинета, величественная, дружелюбная и грациозная, выходит Гусеница – Ольга Дмитриевна. Только не хватало, чтоб Гончарову удалось добиться своего! Он хочет заставить Гусеницу ревновать? Только не с Машиной помощью.

– Играйте в свои игры, а я буду играть в свои, – сказала Маша громко и четко, а затем дернулась, освобождая руки от ослабшей хватки. Через несколько секунд Маша уже металась по своему офису, собирая бумаги, перебрасывая фотографии и видео на переносной диск. Юля с недоумением следила за сумасшедше быстрыми движениями своей начальницы.

– За тобой словно скоро КГБ придет, – хмыкнула она.

– Меня ждут. Мне пора, – ответила Маша сухо. Ее нигде не ждали. Во всяком случае, не в ближайшие два часа. Вечером ее будут ждать друзья, и будет смех, и пять раз подряд заваренный чайник с зеленым чаем, и «Мафия», и, может быть, временное забытье. Но сейчас все, чего Маша хотела, – это убраться из офиса и больше не видеть Гончарова. О, как же она заблуждалась!