Долгий уик-энд - Вероника Генри Страница 28

И правда, классно. Какие у него глаза! Завораживающие, серые… Его подруге очень повезло.

Анжелика выдала ключи и перепоручила счастливчиков Бену. Глядя, как они поднимаются по лестнице, она ощутила в груди ласковое тепло. Приятно сделать доброе дело. Интересно, будет ли когда-нибудь такое в ее собственной жизни? Чтобы она вместе с любимым мужчиной вошла в отель, похожий на «Приют у моря», и чтобы их неожиданно переселили в лучший номер? Каково это?

Анжелика внесла новую информацию о бронировании номеров. Тепло в груди стало слабее. Что ж, остается надеяться, что совершенный сегодня благородный поступок когда-нибудь к ней вернется…

Лора запрыгнула на огромную, заваленную подушками кровать с высоким изголовьем.

– Даже не верится! Вот это номер! – Она обняла подушку и радостно огляделась. – Господи, как же здорово!

В комнате преобладали бледно-коралловый и кремовый цвета. На длинных, до пола, занавесках красовались морские звезды. У окна стояло объемное кресло-мешок. Над кроватью висел плакат, изображающий пятерых героев детской книги Энид Блайтон «Тайна прибрежных скал», а на стене напротив окна сверкали металлом и голубизной три картины Пандоры Монд.

Дан установил свой айпод в док-станцию, и по номеру поплыли плавные головокружительные аккорды.

– Смотри! – Лора заглянула в санузел и выскочила оттуда с широко открытыми глазами и флаконом пены для ванн. – «Молтон Браун». Их там куча. У меня будет самая роскошная ванна в мире! – Она сняла крышку и с наслаждением потянула носом.

Дан обнаружил серебряную коробку для печенья, полную домашних песочных коржиков.

– Хорошие будут выходные, – мечтательно произнес он и с наслаждением откусил кусочек. Достал еще одно печенье, протянул Лоре.

Та покачала головой и подошла к окну. Оно располагалось на боковой стене отеля, но если как следует вытянуть шею, можно увидеть море. Справа расстилался маленький, словно игрушечный, Пеннфлит – манящий лабиринт узких улочек. А ведь она чуть не забыла, зачем сюда приехала. Их ждет не романтический уик-энд, нет. Лора пристально вгляделась в домики, прилепившиеся к склону холма. Где-то там живет человек, который приходится – или не приходится – ей отцом.

Сзади подошел Дан, обнял. Лора расслабилась, напряжение отпустило. Слава богу, что есть Дан… Без него она ни за что не решилась бы. И чем бы ни закончились эти выходные, у нее все равно останется Дан.

Моника прошлась по роскошному люксу и распахнула дверь на маленький балкон с видом на гавань. В номер ворвался соленый ветер; она вдохнула, закрыв глаза и нежась на солнце.

– Волшебно, – произнес Тревор.

– Вон она. – Моника улыбнулась, пробежала взглядом по пришвартованным суденышкам, покачивающимся на волнах, и отыскала большую белую яхту.

Тревор с гордым видом стал рядом. «Белокурая бестия». Подарок Монике на сорокалетие, полученный ею больше десяти лет назад. Яхту строили в соответствии с пожеланиями Тревора, он ездил на верфь каждую неделю и следил, чтобы все его требования соблюдались в точности – вплоть до последней белой кожаной подушки. Кораблестроители сходили с ума от придирок, но Тревору было все равно. Он платит деньги, готовит подарок жене – и хочет, чтобы подарок получился идеальным.

Тревор хорошо помнил лицо Моники, когда та увидела «Бестию» впервые. Яхту спустили на воду в Лаймингтоне, и глаза жены светились от удивления и счастья. Она с ликованием разбила о борт бутылку шампанского, и оба они радовались как никогда.

Но там, где раньше царил смех, теперь поселился мрак. Глаза Моники до сих пор искали хотя бы мимолетную тень того, кого больше никогда не увидят. И Тревор ничем не мог помочь своей любимой жене, не мог прекратить ее мучения. От собственного бессилия его разрывало на части. Он лишь вновь и вновь старался отвлечь ее от горьких мыслей – в тщетной надежде на то, что однажды она перестанет надеяться.

Сам Тревор перестал уже давно.

Однако эти выходные должны стать переломными. Его неожиданная идея открыть отель в Лондоне была очень удачной – Моника с радостью за нее ухватилась. Теперь ей будет чем занять голову, и может, она перестанет наконец предаваться тяжелым раздумьям, прекратит свои беспокойные поиски? Остается лишь молиться, чтобы Лука и Клэр согласились. Тревору нравился их подход к делу, он целиком мог на них положиться и других организаторов для этого проекта искать не хотел. Несмотря на свое грубоватое добродушие, Тревор мало к кому испытывал доверие. Парфитты теперь никого не подпускали к себе слишком близко.

Тревор с Моникой стали мастерами притворства. Все вокруг считали, что они живут полной жизнью – свободно, легко, ни о чем не тревожась. На первый взгляд их существованию действительно можно было позавидовать. Невзирая ни на что, финансовое положение Тревора становилось все лучше и лучше, и они ни в чем себя не ограничивали.

Но Тревор не мог купить Монике то единственное, что она по-настоящему хотела. Это ужасно его мучило. Он сделал бы что угодно, лишь бы вернуть ее улыбку – живую улыбку, от которой лучились глаза. Взгляд жены теперь всегда оставался пустым и бесцветным, не помогали даже антидепрессанты – хотя с ними ей было немного легче пережить день. Их выписывают сейчас сплошь и рядом, порой кажется – на ровном месте.

В немом отчаянии Тревор смотрел, как Моника подошла к сумочке и в тысячный раз вынула из нее свой телефон. Проверила, нет ли сообщений; подняла повыше, глянула, есть ли связь – в Пеннфлите покрытие было нестабильным, поэтому мобильный иногда не ловил сигнал. Сегодня, по-видимому, все в порядке – она удовлетворенно кивнула и сунула телефон назад в сумку.

Сообщений не было. И никогда не будет. Тревор это понимал, но Моника не оставляла надежд.

Она вернулась к окну и выглянула на улицу. Морской бриз взъерошил платиновые волосы. Выглядит такой молодой, такой уязвимой… Тревор ощутил привычный тяжелый ком в горле – ком, не дающий ему забыть о собственной беспомощности.

– Хочешь, прогуляемся перед ужином? – Тревор с трудом сглотнул.

– Да, давай пройдемся к гавани. – Моника улыбнулась и кивнула. – Подышим морским воздухом, нагуляем аппетит.

Порой Тревору казалось, что ему было бы легче, не веди она себя так мужественно.