Кашемировая шаль - Роузи Томас Страница 28

— Ты был прав насчет бобов, — хихикнула Меир.

Рис и темно-коричневый дхал[28] едва ли можно было назвать съедобными.

— Нужно запить, — сказал Бруно и снова открыл флягу с коньяком. — Теперь твоя очередь рассказывать о себе.

Меир не испытывала в этом затруднений благодаря выпитому коньяку. Она начала с первого, что пришло в голову:

— После смерти отца мы с сестрой и братом решили продать старый дом. Я выросла в этом доме. Непростое решение, но у нас не было возможности присматривать за ним. Мы бы приезжали только на выходные, а все остальное время дом стоял бы пустым. Там было бы грустно, пыльно и куча паутины. Но я до сих пор чувствую связь с этим местом. Сегодня почему-то особенно остро почувствовала.

— Понимаю, — тихо сказал Бруно, — продолжай.

Меир рассказала ему о последних днях в доме. Ни с кем, кроме него, она не решалась говорить об этом. Если кто-то расспрашивал ее, она отнекивалась и уверяла, что все в порядке.

Эйрлис и Дилан ушли раньше. Эйрлис сложила вещи в машину (еле все поместилось), положила папку и список на переднее пассажирское сиденье и уехала первой. Дилан открыл для нее ворота. Эйрлис покинула отчий дом без лишних сантиментов, словно вычеркивая очередной пункт из своего списка. Меир и Дилан остались стоять во дворе. Она посмотрела на гнездо, которое свил дрозд в ветках белой сирени. Дилан взял ее за руку.

— Не грусти, — сказал он.

— Это светлая грусть, — отозвалась она. — Мы были счастливы здесь, правда?

— Ты про детство?

Дом, двор, лужайка перед крыльцом — все напоминало о минувших деньках.

Меир сама ответила на свой вопрос:

— Да, очень счастливы, только вот не понимали этого тогда.

Они рассмеялись: в детстве Меир ненавидела жизнь в деревне. Дилан поцеловал ее в лоб и тоже уехал. Меир была рада возможности провести еще несколько часов наедине со старым домом. Она прошлась по пустым комнатам, закрыла все двери. В кухню залетел шмель, Меир выпустила его на волю, а потом сама вышла на улицу, устало прислонилась к каменной стене, окружавшей сад. Она посмотрела на серые стены, на желтые кляксы мха на крыше, на окна, как будто вырезанные ножом в толстых стенах, на весь дом, который цеплялся за склон холма и так долго простоял на этой земле, что издали его можно было принять за обломок серой скалы, торчащий на зеленой лужайке. У Меир осталось еще одно дело. Она перелезла через стену, воспользовавшись тем же выступом, который помогал ей в детстве убегать вместе с Диланом в поля. Она прошла по высокой мокрой траве мимо холма, который облюбовало стадо овец, и направилась прямо к небольшому леску.

Земля под деревьями светилась мягким голубоватым свечением — в эту майскую неделю зацвели колокольчики. Меир нарвала небольшой букет, из поврежденных стеблей сочилось молочко, в воздухе витал знакомый запах. Она завернула стебли в носовой платок. Букет колокольчиков — последнее воспоминание о доме — перекочевал на пассажирское сиденье. В машине дисциплинированной Эйрлис на этом месте лежали папка и список. Несколько минут Меир просто сидела в автомобиле и смотрела на дом и холмы. Затем она завела машину и отъехала от дома, так же, как это сделали ее сестра и брат.

Проезжая мимо деревни, Меир остановилась у кладбища. На противоположной стороне улицы у почтового ящика она увидела Тала Уильямса. Вот уже сто лет его семья обрабатывала поля за старым домом. Он помахал ей сложенной газетой, обветренное лицо мужчины зарумянилось. Двадцать лет назад Меир подарила Талу свой первый поцелуй. Она тоже помахала ему, но он не стал подходить к ней. Тал присутствовал на похоронах Хью (черный костюм и белая рубашка определенно не шли ему), наверное, он догадался, зачем приехала Меир. Она открыла кладбищенскую калитку, прошлась по тихой тисовой аллее. Возле крана, вделанного в стену, она нашла пустую баночку из-под варенья, налила туда воды и поставила колокольчики. Осторожно, чтобы не расплескать воду, она отнесла букет на могилу родителей. Затем села на скамейку и начала в который раз перечитывать надписи на надгробиях.

Бруно умел слушать. Каждый раз, когда она делала паузу, он понимающе кивал. Когда их тарелки опустели, остальные заложники непогоды уже мирно спали на своих матрасах.

— Ты могла бы остаться дома. Ты об этом сейчас думаешь? Может, даже выйти замуж за своего фермера и жить долго и счастливо, — сказал Бруно.

Меир с удивлением посмотрела на него.

— Нет, не могла бы. И он не мой, и я никогда не хотела, чтобы он стал моим. В этом году он женился на девушке, с которой до этого долго встречался. Но мы все иногда с грустью думаем о том, что могло случиться, но не случилось. Разве я не права? Возможно, и у тебя случаются приступы ностальгии и ты жалеешь, что не остался дома, в горах. Бедные коровки каждую весну пасутся без тебя.

Меир несла полную чушь. Она подумала, что лучше бы вышла замуж за Хэтти, вместо того чтобы теперь чувствовать, как ее тянет к мужу Карен.

Бруно рассмеялся. И почему это Меир казалось, что он строгий и неприветливый?

— Ты абсолютно права. Но мне не нравится жить на одном месте. Это не для меня. И мы живем как хотим. Верно?

Меир сказала «да», потому что так и было.

— Сейчас моя семья владеет не коровами, а несколькими подъемниками и курортами. Лыжный спорт зимой, летом — походы в горы, — будничным тоном добавил он.

Меир сообразила, что у Беккеров нет проблем с деньгами.

— А Карен не нужно место, которое она могла бы назвать домом?

— Нет, Карен — свободная птица, — ответил Бруно.

Мужчины на соседних матрасах крепко спали. Они лежали вповалку, подтянув колени к груди. Меир подумала, что ей тоже пора спать, но так не хотелось выходить на улицу и по холоду бежать в комнату. Бруно заглянул во флягу — она была совершенно пуста. Меир с трудом поднялась на ноги.

Пол внезапно качнулся, и Меир схватилась за стенку. Бруно поддержал ее под локоть и включил фонарик.

— Боже мой! — рассмеялась Меир. — Хороший коньяк.

— И хорошая компания, — добавил Бруно.

На улице бушевала метель. Холодный ветер швырял им в лицо колючий снег. Во дворе намело огромные сугробы. Им нужно было пересечь его по диагонали. Бруно велел ей идти по его следам. Слабый луч фонарика упирался в сплошную стену из хаотично мечущихся снежинок. Ветер распахнул дверь, ведущую к каменным комнатам-кельям. Холодный коридор наполовину завалило снегом. В углу за дверью Бруно обнаружил лопату и начал энергично отбрасывать снег. Меир держала фонарик. Совместными усилиями им удалось закрыть дверь и надежно запереть ее на деревянную щеколду. Их тени плясали на каменных стенах.

— У тебя есть фонарик? — спросил он.

— В машине, — призналась Меир.

— Возьми пока этот. Утром достанем из машины твой.

— Но… — Меир оборвала себя на полуслове.