Прекрасная Дамаянти - Грегор Самаров Страница 28

— Значит, мне придется убить тебя, — сказал Раху спокойно, — потому что твое сообщение было бы второй ложью. Если бы при тебе было письмо, то я мог бы еще оставить тебе жизнь.

На этот раз кинжал так глубоко вонзился в грудь служителя, что из-под него показалась капля крови.

— У меня есть письмо! — воскликнул он, и все его тело скорчилось от боли и страха.

— Где оно?

— В моих волосах.

Раху на мгновение выпустил горло Сантосхаса и обшарил его голову. Он тотчас нащупал сверток, привязанный к сбившимся в войлок космам. С быстротой молнии он отрезал прядь волос кинжалом и спрятал ее в складках одежды. Сантосхас еще не успел и двинуться, как Раху уже снова сдавил ему горло и наставил на грудь кинжал.

— Это все? — спросил Раху.

— Все, клянусь Брамой и…

— Не клянись, я знаю, чего стоят ваши клятвы!

Не отнимая кинжала от груди Сантосхаса, он поспешно начал ощупывать лохмотья последнего и вскоре убедился, что в них действительно ничего не скрывалось.

— Теперь слушай, Сантосхас, — сказал он. — Ты продолжишь свой путь, отыщешь визиря в Дели и скажешь ему — слушай меня внимательно! — ты скажешь ему, что новый губернатор очень нерешителен и медленно исполняет приказания компании. Он не доверяет набобу Аудэ и потому Даула уедет из Калькутты недовольный, так что его участие в восстании почти обеспечено. Французы в Пондишери еще не готовы, поэтому важнее всего выиграть время и увериться в губернаторе. Пусть же визирь старается во всем идти навстречу желаниям губернатора, ни о чем не спорить, не делать ему затруднений. Все, что может быть утрачено теперь, легко может быть приобретено вновь, когда настанет время действий. Понял ли ты и запомнишь ли ты все это?

— Тем легче запомню, — возразил Сантосхас, — что это полная противоположность тому, что мне велено передать, если бы я почему-либо вынужден был из предосторожности уничтожить письмо.

— Прекрасно, значит, ты исполнишь в точности мое приказание. Берегись ослушаться, тем более берегись вернуться обратно к Дамбхасу и сказать ему, что у тебя отняли письмо, так как наказание твое было бы неминуемым и крайне жестоким!

Сантосхас задрожал всем телом. Слова эти как будто согласовались с его самыми тайными помыслами.

— И кто же приказывает мне это? — спросил он. — Дамбхас также карает ослушание без пощады. Разве тебе мало одного письма? Неужели же мне еще вконец погубить себя?

— Потому что я хочу, чтобы известие было передано визирю в Дели так, как я приказал тебе, а не иначе.

— Но если кто-нибудь узнает об этом, то смерть моя неминуема.

— Твоя смерть будет гораздо вернее, если ты откажешься повиноваться. Ты хочешь знать, кто я? Ну, так знай же, что я Раху, предводитель парий.

— Какой ужас! — застонал служитель. — Вести о злодеяниях Раху достигли стен нашего храма.

— Но ты узнаешь еще более! — сказал Раху, язвительно смеясь. — Знаешь ли, кем я был прежде?

Он наклонился к самому уху Сантосхаса и прошептал:

— Я был Аханкарасом, воспитанником верховного брамина, преемник которого, Дамбхас, вместе с Нункомаром выгнал меня.

— Аханкарас! — застонал служитель. — Это еще ужаснее!

— С тобой не случится ничего дурного, если ты будешь мне повиноваться.

— Я буду повиноваться! — простонал Сантосхас. — Но если об этом узнают?.. Если Дамбхас…

— Я сумею защитить тебя, — прервал его Раху. — Ступай же теперь в Дели, обратная дорога гораздо труднее. Если тебе там дадут документ, то ты сохранишь его для меня. Я узнаю, когда ты вернешься, и подам тебе знак. Понял ты меня?

— Понял.

— Так ступай же.

Раху вскочил, остановился в двух шагах от Сантосхаса и направил кинжал на грудь его, готовый пронзить ее при первом подозрительном движении. Факир, не медля ни минуты, помчался по улице.

«Он будет мне повиноваться, — подумал про себя Раху, — потому что боится меня больше самого Дамбхаса, да и Нункомара, а если даже и не будет, то главная цель достигнута: письмо не дойдет по назначению, губернатор будет доволен».

Так же тихо, как пришел, он проскользнул обратно по опушке рощи и добрался до города, перелез через стену и достиг своих покоев. Здесь он тщательно вымылся и очистился от грязи, спрятал старое платье в дальний угол шкафа, затем при свете канделябра развернул тщательно сложенную бумагу, отнятую у Сантосхаса. Она была написана по-арабски. Раху, уже успевший вполне преобразиться в капитана Синдгэма и сидевший теперь за письменным столом в изящном шлафроке, прочел письмо без всякого труда.

Сначала шла молитва, которой факиры подкрепляют свою память, а между строчками — само письмо с настоятельным требованием, чтобы двор в Дели всеми силами воспротивился передаче провинций Кора и Аллахабад и взялся бы в крайнем случае за оружие. При этом следовало обещание посредством восстания в Бенгалии и окрестностях обессилить англичан. В конце письма в обратном порядке букв имени была подпись Нункомара.

Утром капитан Гарри Синдгэм приказал доложить о себе губернатору. Гастингс тотчас же отпустил секретаря, которому диктовал что-то, и вопросительно посмотрел на своего ординарца. Синдгэм передал письмо Нункомара, к которому приложил как перевод молитвы, так и содержание письма.

Гастингс быстро пробежал последнее. Он настолько хорошо знал все восточные языки, чтобы по достоинству оценить совершенно правильный перевод.

В его глазах сверкнул луч радости, затем он с удивлением посмотрел на молодого человека, как будто только что покинувшего один из великосветских салонов в Лондоне, и в то же время так легко успевшего овладеть тайной хитрейшего и коварнейшего из всех индусов. Молодой человек в коротких ясных словах изложил губернатору, каким образом ему удалось добыть документ и как он заставил посланца отправиться в Дели с совершенно противоположной вестью.

— Ваша милость, — сказал он, — пока можете быть совершенно спокойны. Известная лень и нерешительность правления в Дели после подобной вести еще более усилятся, и никто не вздумает препятствовать передаче провинций. Но прошу вашу милость остерегаться Нункомара. Я вчера подметил один его взгляд, и на кого он посмотрит таким взглядом, тот имеет все причины быть осторожным.

— Я достаточно осторожен, — возразил Гастингс. — А вы, друг мой, должны служить мне орудием для защиты против коварства магараджи. Следите внимательнее за всеми его поступками.

— Можете быть уверены, он от меня не уйдет! — сказал молодой человек со взглядом и улыбкой Раху, не имеющими ничего общего с элегантным капитаном Синдгэмом, так что Гастингс даже испугался. Но он тотчас же ласково кивнул ему и прошептал:

— Конечно, индус против индуса, пария против брамина — это вернейшее, острейшее оружие… Вы оказали нам важную услугу, — продолжал он. — Вот, примите в виде предварительной признательности.