Измайловский парк - Ирина Лобановская Страница 28

Говорить с братом было тяжело. Никак не могла Галина забыть все происшедшее, никак не могла простить Виктора…

Хотя так ли уж он был виноват? Ну конечно, предал сестру, помог гуляке-шурину, облегчил ему жизнь… Но разве Мишенька не устроился бы и без помощи Виктора? Разве изменился бы, стал верным семьянином?.. Смешно даже думать об этом… Горбатого и могила не исправит…

Галина Викторовна вздохнула и подошла к окну. Дождь… И такой сильный… Хорошо бы местный. Иначе Валерию придется мокнуть там, в этой деревне. И зачем сын туда поехал?..

— Вот тута бабка Марья живет, — ткнул Николай пальцем в одну совсем разваливающуюся избенку.

Валерий присвистнул: как в таком домушке вообще можно находиться? Особенно осенью и зимой…

— Толкай дверь — не заперто. А я вон тама бытую! Видишь калитку с петушком? Приметный! Сам вырезал! — Он опять горделиво выпятил хилую грудь. — Заходи, выпьем!

— Ты один здесь живешь? — спросил Валерий на всякий случай.

Вдруг снова понадобится расспросить этого болтуна…

— Зачем один? — словно обиделся Николай. — Братан у меня. Старшой. Архипом зовут. Плотничает. Вдовеет давно. А девка его, дочка, в город подалась и сгинула. Два года нету вестей. Може, Архип тебе ишшо чего об энтом имении порасскажет. Слухов-то полно, да кто им верит? — Он пренебрежительно махнул рукой. — Ты бабке-то Марье кричи пошибче, глуховата она!

Николай зашагал по размытой, разъезжающейся под ногами дороге к своему дому с петушком на калитке, а Валерий постоял минуту в раздумье, а потом толкнул, как было велено, низкую покосившуюся дверь. Пахнуло печным теплом, кошками и молоком.

Валерий прошел через крохотные сенцы и вошел в избу.

— Здравствуйте! — громко сказал он. — Баба Марья, я из города приехал, на три дня. Можно у вас пожить? Я заплачу. Мне Николай вас рекомендовал. — И Панин запнулся, вспомнив, что не знает фамилии Николая. — Брат Архипа-плотника, — уточнил он.

Из-за печи осторожными неслышными шажками вышла крошечная сгорбленная старушка. Но когда она зорко глянула на Валерия, он растерялся. Такие оказались у этой древней замшелой деревенской бабульки глаза, что всем девкам на зависть — огромные, живые, будто подсвеченные волшебным фонарем, негасимым до самой смерти.

Валерий сразу вспомнил Женьку. Очень некстати.

— Я… — вновь забормотал он.

— Да я уж слыхала, — отозвалась бабка Марья. — Проходи, милок, садись. Сейчас чайку согрею тебе с дороги. Вымок небось?

Валерий с большим удовольствием разделся и сел к большому, грубовато, но прочно сколоченному столу. Огромная беленая печь дышала нежным теплом. С нее свешивались сразу три кошачьих хвоста.

— Ох, негодяйки! Ох, гулены! — заворчала хозяйка, поймав взгляд Валерия. — Мышей ловить ленятся, зато телевизор им подавай! Только и смотрят, только и смотрят! Все подряд. Особливо новости уважают, девушку эту темненькую, с гладкой головой… Как же ее… Запамятовала.

— Екатерина Андреева, — подсказал Валерка.

— Вот-вот, она самая, — мелко закивала бабулька. — Тебя как звать-то, милок? Недослышала я…

Валерий опять смешался:

— А я не представился. Простите… Валерий.

— Ага, ага… — вновь закивала бабушка, разливая чай в большие керамические чашки. — Вот хлеб, вот масло, вот мед… А ты зачем к нам, милок, пожаловал? По делу небось? Сюда без дела ни одна птица не полетит.

В который раз эта древняя бабулька смущала Панина… И опять острый, внимательный, цепляющий крючком взгляд…

— Хочу посмотреть на имение предков, — неожиданно для самого себя признался Валерий. — Разрушенное…

Бабулька не спускала с гостя глаз.

— Ты пей чай, пока горячий. И хлеб намазывай. Стало быть, потомок ты… панинского роду-племени… Хочешь дом построить?

Она повторила Женину идею.

— Нет, зачем? — Валерий с удовольствием прихлебнул чай. Крепкий и вкусный. Даже странно пить такой в этой глуши. — Дом мне ни к чему. Так просто…

— А так просто, милок, ничего не бывает. И ты мне голову не морочь. Не хочешь правду сказывать — не надо. И то верно: как это так сразу незнакомой бабке все выкладывать? — Хозяйка говорила, а сама все приносила какие-то миски и кастрюльки и увлеченно расставляла их на столе. — Обед я тебе собрала. А то сразу на часы не глянула, думала, чайку с тобой попьем. Да уж время не раннее. Небось долго добирались?

— Одним словом, пешком, — сказал Валерий. Он чувствовал себя неважно: бабулька явно что-то подозревала. — Полями шли. Грязищу месили. — Он вспомнил о своих перепачканных ботинках, оставленных в сенях. — Мне бы обувь помыть…

— Помоешь, помоешь, — опять мелко закивала бабка. — А в рюкзаке твоем чего?

Валерий хлопнул себя по лбу и вскочил:

— Забыл! Я сейчас!

Он вылетел в сени и приволок рюкзак в комнату, достал минералку и конфеты, которые мать уложила, несмотря на его возражения. Зато теперь все пригодится.

— Вы сладкое любите?

На стол вывалилось множество конфет в ярких фантиках.

Хозяйка разулыбалась беззубым ртом.

— Угодил ты мне, милок! Так угодил… — И стала перебирать гостинцы.

Выбрала «Коркунова» — вкус отменный! — развернула и надкусила.

— Вы одна живете?

Бабулька снова закивала:

— Мужа схоронила, дети уехали. Кто куда… И на лето не приезжают. Пишут, что в Турции лучше. — Она рассыпалась мелким смешком. — Знамо дело, лучше. Теплее. Вон, по телевизору показывают. Доживаю свой век. Вот пообедаем и пойдем с тобой на этот дом смотреть. Чего ты там забыл? — Она вновь глянула колючим хитрым взглядом.

Валерий слегка поежился:

— Память предков…

Бабка засмеялась:

— Память… Насмешил! А чего раньше не вспоминал?

— Не знал. Мать не рассказывала.

— А теперь, видно, узнал? И что же это ты такое услышал? — Бабка приблизила свои молодые огромные глаза к лицу Валерия.

Как похожа на Женьку…

И он почувствовал себя совсем плохо.