Упрямица - Ширл Хенке Страница 28

Слух заменял ей зрение. Вот послышался глухой звук – это он сбрасывал с ног ботинки, за этим тут же последовал скрип кожаного ремня, звяканье пряжки, шуршание ткани – и он избавился от штанов и отбросил их в сторону.

Когда Мерседес представила его абсолютно голым и стоящим возле кровати, то уже не в состоянии была искать предлог, чтобы не смотреть на него. Ее ресницы дрогнули, глаза широко открылись, и их взгляды встретились.

Голодный волчий взгляд мужчины был устремлен на нее. Хищное выражение исказило его правильное, словно выточенное из благородного материала искусным мастером лицо. В нем проглянуло нечто сатанинское.

Мерседес никогда не видела обнаженного тела мужа и даже представить себе не могла, что когда-нибудь возникнет у нее желание окинуть его глазом, но теперь ей этого хотелось. Глаза ее, как и плоть, перестали подчиняться рассудку. Взгляд, неподвластный своей хозяйке, расставшись с дьявольским лицом, скользнул по широким плечам на заросшую черной порослью грудь и по плоскому мускулистому животу, опустился ниже, туда, где солнце не тронуло загаром кожу и где мужской орган возвышался и пульсировал, словно воинственное живое копье, готовое вонзиться в нее и заронить семя в ее лоно.

Он причинил ей такую боль и так унизил ее гордый дух в прошлом, и все же, несмотря на это жуткое воспоминание, она не могла не признать, что он красив – этот великолепный самец, охваченный страстью.

Не отрывая от нее пристального взгляда, он согнул одно колено и медленно опустился на мягкий матрац возле нее. Она не шелохнулась. Он глубоко вздохнул, стараясь восстановить над собой контроль, потом протянул руку и снял с ее ног туфли. Ее ступни были малы и изящны.

«Тонкая кость, аристократические ножки», – с нежностью и грустью подумал Ник.

Он провел по ее пяткам, наблюдая, как дернулись ее пальчики от щекотки. Улыбаясь, он провел ладонями по ее стройным ногам, добрался до подвязок на округлых упругих ляжках и сдернул один шелковый чулок, затем другой. Обхватив рукой точеную лодыжку, он приподнял ее ногу и покрыл поцелуями весь изгиб икры, колено и внутреннюю часть бедра. Мерседес вздрогнула. «Уже достижение», – подумал он.

– Подними-ка бедра, – скомандовал Ник грубовато.

Отчаяние охватило ее, но она подчинилась. Раз они лежат оба голые, то неподвижность ее просто нелепа.

Он подсунул руку под ее ягодицы. Ладонь другой руки, горячая и тяжелая, легла на золотистый треугольник и на мгновение замерла, словно хищник, готовящийся к прыжку.

Вскоре длинные, ловкие пальцы его творили все, что им было угодно, дразнили и ласкали, пока она уже окончательно не лишилась способности противостоять ему и оставаться неподвижной. Она поняла, что вот-вот впадет в исступление.

Сквозь сжатые зубы Мерседес процедила с мучительным усилием:

– Кончай с этим быстро… и будь проклят!

Ярость обожгла Ника после подобных слов. Каждая клетка его плоти требовала от него поступить именно так. Но он понимал, что страх подстегивает ее, страх заставляет ее просить, чтобы все закончилось между ними как можно скорее. Но нельзя позволить страху уродовать их любовь.

Он приподнялся и накрыл ее своим большим телом.

Нестерпимым жаром пахнуло на нее, когда она под тяжестью его тела глубоко вдавилась в мягкий матрац. В прошлом он никогда не раздевал ее. Ему было достаточно задрать ей рубашку и спустить свои панталоны, чтобы тут же войти в нее.

Мерседес и сейчас ожидала, что он не замедлит проделать то же самое. Она вцепилась ногтями в простыню и приготовилась вынести раздирающую ее чрево безотрадную боль.

Но этого не случилось. Он вдруг перекатился через нее, лег сбоку, поцеловал в щеку и в ушко и зарылся лицом в ее волосы, дыша их ароматом. Бормоча ласковые слова, он дразнил, щекотал языком ее ушную раковину. Потом она ощутила горячие поцелуи у себя на висках, бровях, переносице и кончике носа, и наконец их губы слились.

Мерседес еще сопротивлялась проникновению его языка, плотно сжав губы. Продолжая обольщать ее поцелуями, он ласкал ее голову, а другой рукой грудь, затем белоснежный шелковистый живот. Боже, как она нежна, как совершенно сложена и как изгибы ее фигуры соответствуют его контурам… Она была словно создана для него.

Когда рука его опустилась ниже, коснулась мягких волос на холмике, погладила увлажненные складки, она задохнулась. Тотчас его язык устремился в ее приоткрытый рот и начал там разбойничать, а рука проделывала то же самое между ее ног, пока появление любовной влаги не убедило его в том, что она готова принять его.

Несмотря на все обещания, данные самой себе, она затрепетала. Постепенное возникновение неясных ощущений и вспышка неистового желания в ответ на его действия были бы для нее естественными, если бы раньше она уловила хоть какой-то намек на ласку при их прежних постельных столкновениях. Но этого не было. Теперь же пожар разгорался где-то глубоко у нее внутри, груди томились болью, и все это было для нее внове.

«Что он делает с мной? Скоро я сама стану умолять его взять меня!»

Она, борясь с собой, даже заскулила в бессильном протесте и попыталась скорчиться и тем закрыться от него, но он удержал ее.

Николас должен был войти в нее немедленно, он уже достиг последнего предела и не мог больше сдерживаться.

Когда Мерседес вскрикнула, он полностью потерял власть над собой. Ник не имел женщины уже давно, больше полугода. Вероятно, он совершал ошибку, отказываясь от услуг походных шлюх, неотступно следующих за их отрядом, но ни одна их них не притягивала его, а наоборот, они вызывали в нем холодную брезгливость, как и Инносенсия, заигрывающая с ним здесь, в Гран-Сангре.

Разве мужчина захочет близости с неряшливой развратницей, когда имеет возможность заняться любовью с истинной красавицей, какой была Мерседес?

Его братец, наверное, сошел с ума, пренебрегая женой, но Николас был благодарен судьбе за то, что занял его место.

Она почувствовала его настойчивое проникновение и приготовилась терпеть привычную боль, но боли и страдания не было. Никогда прежде у нее не возникало желания, ни разу Лусеро не снисходил до той прелюдии, какую он проделал с ней в эту ночь. Вот так, вероятно, ведет себя мужчина с настоящей своей возлюбленной, со страстной и обученной любви женщиной, подобной Инносенсии. Эта леденящая душу мысль украла, уничтожила, уже возникшее было наслаждение, когда он стал проникать в нее глубже.

Николас почувствовал ее напряжение и охватившую ее панику, но уже никак не мог остановиться, только на мгновение замер, боясь, что кончит слишком быстро. Она была так соблазнительна и желанна, что он не мог думать ни о чем, кроме как избавиться от тягостного бремени и погрузиться в восхитительное забвение.

Наверное, братцу только того и было надо – получить удовольствие самому, оставляя Мерседес неудовлетворенной. Ник был уверен, что так оно и происходило каждый раз. Но он не имеет права поступать подобным образом.