Розовая пантера - Ольга Егорова Страница 28

— Все по-прежнему?

— Все по-прежнему. Состояние критическое. Они ничего не обещают.

Он никогда еще не слышал такого голоса у матери. Вмиг постаревшие глаза, чужие, далекие, как будто она смотрела на него сейчас чуть ли не с другой планеты. Обращалась к нему, но не видела и не чувствовала, что он здесь, рядом…

— Все будет нормально. Все будет хорошо, мама. Слышишь, я тебе обещаю, вот увидишь…

— Да, да. Конечно. Ты иди, Леша. И так всю ночь промаялся. Иди домой, поспи пару часов, потом приходи снова. Я посижу, покараулю…

— Я не уйду, мам. Никуда я не уйду. Вот увидишь… В этот момент дверь реанимации приоткрылась. Оба они как по команде бросились вперед и застыли на месте в один и тот же миг, заметив, что врач смотрит куда-то мимо.

— Все будет нормально… Вот увидишь, — прошептал Алексей совсем беззвучно и прикоснулся ладонью к холодным пальцам матери. — Доктор…

Врач бросил на них короткий взгляд, покачал головой и произнес всего лишь несколько слов:

— Мы ничего не смогли сделать. — Вздохнул и добавил совсем тихо: — К сожалению…

Алексей шел не разбирая дороги. Казалось, земля горит под ногами. Шел, не думая, но в то же время смутно осознавая, куда идет.

Он чувствовал: ему нужно ее увидеть. Просто увидеть и сказать, что случилось. Посмотреть в ее глаза и понять наконец: она ни в чем не виновата. Справиться с этим кошмаром, с этой подступающей к горлу и настойчиво пытающейся задушить ненавистью. Ненавистью к человеку, который еще вчера казался самым дорогим. К девчонке, которая не может быть ни в чем виновата. Не виновата…

«Не виновата. Один ты во всем виноват. Только ты один…»

Время от времени он останавливался. Пытался убедить себя, что сейчас не время. Потом, когда-нибудь потом, когда пройдет первая и самая острая боль утраты, он во всем разберется. Разберется в своих чувствах к ней и будет продолжать любить, если это любовь, или ненавидеть, если это ненависть. Потом, не сейчас…

В лицо бил, обжигая, ледяной ветер. Он ничего не чувствовал — как будто тело его полностью потеряло чувствительность, словно пораженное зарядом электрического тока. Зарядом в тысячи вольт, который проходит по телу, и по странной прихоти судьбы это тело остается живым. Сгорает только то, что внутри, а оболочка остается, как ни странно, неповрежденной. Интересно, а душа — она тоже может отрастать заново? Как ногти и волосы? Душа, она может быть многоразовой? Или, может быть, у человека есть запасные души, множество запасных душ, заархивированных в клетках тела и встающих на место той, что погибла под током?

Боль — та, что внутри, казалась нестерпимой и разрасталась с каждым прожитым мгновением.

«Нет, не смогу. Простить не сумею…»

Он почти дошел до ее дома, остановился возле подъезда и повернул обратно, поняв, что у него просто нет сил бороться с этим чувством, прежде для него неведомым. Возможно, она не виновата. Возможно, он простит ее когда-нибудь, но только не теперь, не сейчас…

Алексей торопливо зашагал прочь. Снова налетел и ударил в лицо обжигающий холодной влажностью ветер. Он вдохнул его, наклонил голову по-бычьи и пошел вперед сквозь этот ветер, не зная, не думая о том, куда идет. «Не сейчас, — стучала одна мысль в сознании, и ей тут же, сливаясь в едином порыве, вторила другая: — Она… Из-за нее…»

Он отошел уже достаточно далеко от ее дома. Уже почти поверил в то, что встреча их не состоится, как вдруг издалека послышался громкий крик:

— Алексей! Алексей! Алеша!

Он обернулся.

Она бежала к нему, стремительными скачками перепрыгивая островки луж на дорогах. Распахнутая куртка. Синие джинсы, заляпанные грязными каплями. Растрепанные белые волосы. Зеленые глаза. Бежала, пытаясь обогнать время.

Подбежала, остановилась. Прерывисто и громко дышала, глядя в глаза. Деревья, машины, фонарные столбы у нее за спиной — все вдруг исчезло. Он смотрел на нее и видел перед собой совершенно другое лицо — лицо врача из палаты реанимации.

Она схватила его за руку:

— Леша…

А он услышал:

«Мы ничего не могли сделать. К сожалению…»

— Уходи. Уходи, или я тебя сейчас ударю. Честное слово, ударю. Уходи и больше никогда…

Он грубо отстранил ее руку и зашагал прочь — еще быстрее, еще размашистее. Но теперь уже другое видение стояло у него перед глазами — ее лицо.

Заплаканная, жалкая девчоночья мордашка. Разве кто-то, кроме него…

Но память настойчиво возвращала его к школьному вестибюлю. К ее настойчивым поцелуям, к ее шепоту. К тому эпизоду в прихожей, когда ее холеный и нахрапистый отчим пришел защищать собственную безвинную падчерицу. Защитил… И к этим его словам: «она сама мне все рассказала»…

Видение исчезло.

Он снова стоял один посреди шумной улицы, отстраненно глядя вслед убегающей тени. Всего лишь тени, которая когда-то, тысячи лет тому назад, имела живую плоть.