Подарок ангела - Мари Феррарелла Страница 28

— Ты будешь учить меня завтра? — спросил он, будто продолжая разговор.

Фрэнк выдохнул. Внутри у него все дрожало. Что же она делает с ним?

— Я бы с удовольствием. — Он посмотрел на Донну: — Можно?

Она стояла под умоляющим взглядом сына и под... просто под взглядом Фрэнка, но от взгляда этих зеленых глаз у нее таяли коленные чашечки и воля. Она вздохнула. Как она могла сказать «нет»?

Донна кивнула.

— Я снова в меньшинстве.

— Спасибо, мам!

— Я буду в девять, — сказал Фрэнк Тейлору. Он мог сказать «на рассвете», и мальчик согласился бы с радостью.

— Десять, — решительно поправила Донна.

— Десять, — согласился Фрэнк. При взгляде на Тейлора у него появилась новая мысль: — Слушай, да ведь сейчас в городе «Моряки»! — Он услышал это по радио, когда они возвращались из ресторана.

Улыбку шире, чем у Тейлора, трудно было себе представить.

— Ага!

— Ты любишь бейсбол? — Вопрос был совершенно излишним. Фрэнк искоса глянул на Донну, чтобы проверить ее реакцию. Смирилась, отметил он. Это уже прогресс. Силы сопротивления на исходе.

— Еще как! — Тейлор переминался с ноги на ногу, умирая от желания спросить, не может ли Фрэнк взять его на игру.

— Возможно, после урока удастся сходить на игру. Я попробую достать билеты, — сказал Фрэнк. — А сейчас тебе, пожалуй, пора в постель, Тейлор. Завтрашний день обещает быть долгим.

— Это точно! — Довольный, мальчик исчез в своей комнате.

Фрэнк узурпировал место Донны, распоряжаясь Тейлором, на что не имел никакого права.

— Ты опять делаешь все по-своему!

Он обернулся на раздраженный голос. Донна смотрела на него разгневанно.

— Что? Собираюсь доставить ему радость?

Фрэнк извращает ее слова, делая из нее какого-то тирана. Неуверенность Донны росла. Трудно быть матерью и отцом для двух мальчиков и при этом еще заниматься бизнесом.

— Нет, я... Да ладно! — Расстроенная, она замолчала и выбежала бы из комнаты, не схвати он ее за руку.

Когда она, удивленная, подняла к нему глаза, Фрэнк сжал ее в объятиях. Злость постепенно улетучивалась из нее.

— Мне казалось, так будет хорошо. Если видишь, что можно кому-то доставить радость, так и делаешь.

Слишком много сходства. Сходства, которое заставляло ее насторожиться, вызывало желание убежать поскорее, пока это еще возможно.

— Ты такой же импульсивный, каким был мой муж.

Он не хотел сравнений с тем, по кому она скорбела. Он вообще не хотел никаких сравнений.

— Все люди разные, Донна. Поищи различия.

Чуть менее бережно, чем в прошлый раз, Фрэнк прильнул губами к ее рту.

Она не собиралась позволять ему поцелуй. Она не собиралась целовать его.

Однако что-то назревало в ней весь день, чуть прикрытое от чужих глаз, ожидая случая вырваться наружу. Поцелуй взорвал ее — будто поднесли спичку к бикфордову шнуру петарды. Петардой была она.

Донна почувствовала, как все внутри у нее залилось светом и вокруг отовсюду подступали к ней ослепительные вспышки. У нее не было сил сопротивляться этому. Ее тело льнуло к Фрэнку, ища его тепла, а непослушные руки все теснее обхватывали его шею.

Вся она стала мягкой, повторяя каждый изгиб его тела, желая только одного: снова почувствовать себя женщиной.

И желание это было пугающе сильным.

Он должен был держать себя в руках, чтобы тут же не завладеть робко предлагаемым даром. Это разрушит все. Ей нужны нежная забота и терпение. Ее чувство необходимо взлелеять.

Но она казалась ему такой дивной, такой соблазнительной, что кровь бурлила и вскипала желанием. Он всего лишь человек, и даже более человек, чем думал раньше.

Его губы пожирали ее рот, брали и давали то, что, как он надеялся, она искала. Она сводила его с ума.

Еще минута, и он уже не будет отвечать за происходящее. Нечеловеческим усилием Фрэнк отпрянул от края, через который уже готов был полететь кувырком.

Когда он прервал поцелуй, Донна глядела на него снизу вверх затуманенными глазами. Он видел, как бьется жилка на ее горле. Фрэнк не поцеловал эту жилку, понимая, что тогда он пропал.

— Я же говорил: если видишь, что можно кому-то доставить радость, так и делаешь.

Держа руки на ее плечах, Фрэнк отстранился, боясь, что возьмет ее прямо здесь, в доме, где спят ее дети, где ее золовка лежит в своей спальне всего в нескольких футах отсюда. В его состоянии трудно было надеяться на здравый смысл, но он ухватился за те крохи, что еще остались.

— Я приду утром.

Донна хотела сказать «нет», но единственным словом, которое могло выговориться, оказалось:

— Хорошо.

Эти слова еще вибрировали в ее мозгу после ухода Фрэнка. Донна глубоко вздохнула, приходя в себя. Что с ней творится? Она знает этого человека всего два дня, но эмоционально он ей гораздо ближе, чем кто-либо после Тони. Знакомые мужчины никогда не действовали на нее так.

Она обвиняюще посмотрела на дверь, за которой он скрылся. Всего два дня назад разум ее был чист и избранный путь простирался далеко и прямо. Общение с Фрэнком грозило поворотами, к которым она не была готова.

На опасных поворотах потерять управление немудрено.

— Он ушел?

Вздрогнув, Донна обернулась и увидела Лизу в дверях гостиной. Теперь она здесь.

— Где ты была, когда я нуждалась в тебе?

Быть верной женой хорошо и правильно, но быть верной женой покойного мужа нет никакого смысла, подумала Лиза. Тем более в возрасте Донны. Тем более при двух детях, которых нужно растить.

— Именно там, где я нужна была тебе. За сценой. — Лиза кивнула в сторону входной двери, и добрая улыбка расцвела на ее губах. — Он не поцеловал бы тебя, если б я появилась раньше.

Донна удивленно взглянула на золовку.

— Откуда ты знаешь, что он целовал меня?

Лиза подошла, взяла Донну за подбородок и чуть приподняла ее голову.

— По твоему взгляду. Да и губы выдают.

Донне оставалось только покачать головой. Ей не нравилось то, что произошло. Ей не нравилось быть в чужой власти. Она заметалась по гостиной, поправляя вещи, которые уже были поставлены, как надо, Анджелиной.

— Взгляд у меня, наверное, шальной. Кто он, Лиза? Я хочу сказать — на самом деле? — Она развернулась и беспомощно посмотрела на Лизу. — Кто он такой? Что он здесь делает? — Донна провела рукой по волосам. — Почему он свалился с неба на мою голову? — Вопросы приводили ее во все большее раздражение, тем более что ответов на них быть не могло.