Грехи негодяя - Анна Рэндол Страница 28

А Оливия не произносила ни слова.

«Да, я бессердечный ублюдок», – сказал себе Клейтон. Отпустив Оливию, он опять подошел к окну. Создавалось впечатление, что гнев и адская мука, долгое время поддерживавшие его, неожиданно его покинули. И теперь ему не на что было опереться.

Оливия молчала еще несколько минут, потом едва слышно заговорила:

– Ты примешь мои извинения за мое участие в этом?

Клейтон резко обернулся. Как она смеет думать, что простых извинений будет достаточно?

Оливия со вздохом пробормотала:

– Я и не надеялась… – Ее лицо стало бледным, как бумага, но губы были упрямо сжаты. – Я все знаю о твоей матери и понимаю, почему ты не веришь в извинения. Но ведь ты не оставляешь мне выбора. Получается, что я должна стоять и молча слушать твои гневные тирады, изнемогая от чувства вины. – У нее задрожали руки, но она переплела пальцы и сжала их так крепко, что дрожь прекратилась. – Я этого не вынесу. Если ты не можешь простить мои ошибки, тогда прекрати все время говорить о них.

Ад и проклятие! Она великолепна!

И она права. Пусть он ей не доверяет, но Оливия говорит дело. Эта мысль пришла в голову внезапно, и она произвела такое же впечатление, как сильный удар в челюсть.

Да, он слишком долго полагался исключительно на свои собственные суждения. И в шпионаже, будучи командиром «Трио», и в повседневной жизни, решая вопросы об инвестициях. Он знал, что нередко допускал ошибки, но обычно понимал это, так сказать, задним умом.

Возможно, ему не нравилось, когда подвергались сомнению его мнения и решения, но это ведь требовалось в первую очередь ему самому.

Странно, но сейчас он почувствовал облегчение, столкнувшись с открытым вызовом и с необходимостью пересмотреть свое отношение ко многим вещам. И было даже приятно убедиться в том, что взгляды других тоже имели право на существование.

– Согласен. Больше я об этом говорить не буду.

Оливия даже рот раскрыла от изумления.

– Не будешь?

– Совершенно верно, не буду. – Но пусть она не думает, что он внезапно изменился, стал другим человеком. Нет, он, Клейтон, уже не тот мальчик, которого она знала, – доверчивый и глупый. Он не такой, как его отец, который надеялся, что жена останется с ним навсегда, хотя она всегда сбегала. – Однако мои планы относительно фабрики не изменились, – добавил Клейтон.

Сказав это, он почувствовал себя так, словно взял цветок и растоптал его грязными сапогами. Но пусть лучше его считают ублюдком, зато никто никогда не воспользуется его наивностью.

– Ты серьезно?

Он утвердительно кивнул:

– Да, вполне. Ничто не изменит моего решения.

– Что ж, посмотрим.

– Но я… Оливия, тебе не удастся втянуть меня в бесполезный спор о фабрике.

– Непременно удастся.

Клейтон снова схватил ее за плечи – и замер; он понятия не имел, что собирался сделать. Трясти ее до тех пор, пока не образумится? Но теперь, когда она была в его руках, перед его мысленным взором предстали совершенно другие образы. Ее тело, которое он прижимает к стене своим телом… И тот момент, когда ее возмущение превратилось в возбуждение.

Несколько прядей ее чуть влажных волос упали на его перчатку. Клейтон мысленно выругался. Проклятые перчатки не позволяли ему почувствовать восхитительную шелковистую мягкость ее волос.

Молчание затягивалось. Обычно Клейтон любил молчание, и раньше оно никогда его не тяготило, но теперь…

Теперь оно навалилось него с неимоверной силой, угрожая уничтожить.

– Барон Комаров… Прошу прощения, барон.

Клейтон, нахмурившись, покосился на слугу у двери.

– Барон, прибыли солдаты, чтобы сопроводить вас и мисс Свифт к императору. Княгиня велела предупредить вас, что они вооружены.