Ночь в "Восточном экспрессе" - Вероника Генри Страница 28

Пока состав пересекал Сад Англии [12], направляясь к восточному побережью, Имоджен сидела в вагоне «Зена», словно окутанная сиянием деревянных инкрустаций-маркетри в стиле ар-деко. Прибор напротив нее деликатно убрали, но, по правде говоря, ей нравилось ехать без попутчиков. Имоджен привыкла путешествовать по делам и довела до совершенства искусство трапезничать в одиночестве, нисколько при этом не смущаясь.

За бранчем она достала айпад, потому что очень хотела перечитать сообщение, пришедшее по электронной почте как раз перед тем, как она рухнула в постель накануне вечером.

Дражайшая Имоджен!

Мы очень обрадовались, получив твое письмо и узнав о твоем решении. Мы давно чувствовали, что галерея «Остермейер и Сейбол» могла бы стать твоим духовным домом, и знали, что способны дать тебе столько же, сколько ты — нам. Тебе не кажется, что это идеальные рабочие отношения?

Как только сможешь, садись в самолет и прилетай обсудить их. Нам нужно о многом поговорить, и мы многим можем тебе помочь. Мы понимаем, что для тебя это большая перемена, и хотели бы сделать все от нас зависящее, чтобы она прошла удачно и без стрессов.

Мы чрезвычайно взволнованы.

Сообщай нам о своих планах.

С самыми теплыми пожеланиями,

Кейти и Джина.

Еще никогда в жизни Имоджен не принимала столь серьезного решения. Казалось, она стоит над пропастью. Она сделала глоток «Беллини», чтобы успокоить нервы, и сказала себе, что поступает правильно. Нью-Йорк ей не в новинку. Они с Аделью летали туда раз в два года. И Кейти Сейбол и Джина Остермейер были им почти как родные. Они примут ее и позаботятся о ней в свойственной им неподражаемой манере: ее будут всячески опекать и гордо демонстрировать, и не пройдет двух недель, как она почувствует себя уроженкой Нью-Йорка. Имоджен представила себя в апартаментах на Манхэттене, представила, как останавливает желтое такси, забирает свой ужин в гурмэ-магазине «Дин и Делука», уезжает на выходные с друзьями в Хэмптон, одета в расчете на успех, маникюр и укладка, высокие каблуки…

Какой бы возбуждающей ни была эта картина, она ее пугала. Имоджен всю жизнь прожила в Шеллоуфорде. Рядом с ней всегда находилась бабушка. Что, конечно же, было смешно. Уже давно пора самой делать карьеру. Нет, нельзя сказать, что она находилась в тени Адели или не могла принимать без нее решения, но Имоджен отдавала себе отчет в том, что, возможно, бабушка оказывала на нее слишком большое влияние, даже если и неосознанно для обеих сторон.

Имоджен никогда не сомневалась, что в профессиональном отношении пойдет по стопам бабушки. Она поняла это с самого начала. Она, в сущности, еще ребенком переселилась в Бридж-Хаус к деду и бабушке, потому что ее родители часто работали за границей. Она ходила с Аделью на распродажи картин, аукционы, в общественные галереи, на частные просмотры. Ходила к реставраторам картин и к изготовителям рам и училась, как вернуть картину к жизни из небытия. В восемнадцать лет она настаивала, что не хочет поступать в университет. Имоджен хотела работать в галерее. Но Адель проявила равную настойчивость и убедила внучку, что поучиться и приобрести некоторый опыт ей следует.

— Если ты сразу же начнешь работать со мной, твой мир останется слишком узким. Я хочу, чтобы ты провела какое-то время с людьми твоего возраста, попробовала независимости. Расширила свой кругозор. Мир искусства очень мал и замкнут, и если ты хочешь добиться в нем успеха, тебе нужно развить и другие навыки. Тебе требуется влияние и других людей, а не только мое. Тебе нужно задать себе и другим людям разные вопросы.

Поэтому Имоджен послушно уехала изучать изобразительное искусство. А на следующий день после выпуска явилась в бабушкину галерею в Шеллоуфорде.

— Ты от меня так легко не избавишься. Я хочу, чтобы галерея перешла ко мне, когда ты отойдешь от дел, — сказала она Адели. — Поэтому я вполне могу начать сейчас.

Адель уступила неохотно.

— Я дам тебе два года, — сказала она.

Однако те два года вылились в девять. Да только теперь настало время двигаться дальше. Момент для этого идеальный. За одним маленьким исключением…

Она не станет думать о Дэнни. Не станет думать о нем: как он смеется в постели, глядя на Топ Кэта, который топчется передними лапками на покрывале и возмущенно мяукает над ними. Не станет думать о том, как лежит свернувшись калачиком рядом с Дэнни на диване с бокалом вина и смотрит кино. В этом нет никакого смысла. У них нет совместного будущего. Это была просто попытка. Попытка захватывающая, но Дэнни не захотел стать частью ее мира.

Имоджен придвинула к себе айпад, вдруг испугавшись, что расплачется. С чего ей плакать? Ради всего святого, Дэнни Маквей сидел в тюрьме! Да как она вообще могла вообразить, что у них что-то получится? Их отношения были временным удовольствием. Лучше двинуться дальше сейчас, прежде чем появятся трещины. А так они по крайней мере сохранят это воспоминание. Даже если от воспоминания ее бросило в неестественный жар. Или ее щеки порозовели из-за отопления в вагоне?

Чтобы отвлечься, Имоджен подключила Интернет-браузер и набрала в поисковой строке «Джек Моллой». К удивлению Имоджен, первым сайтом с его именем стала «Википедия».

ДЖЕК УИЛЬЯМ МОЛЛОЙ (21 сентября 1924 года) — англо-американский арт-дилер, критик и куратор.

Родившийся в Соединенных Штатах Моллой окончил колледж Тринити Паулинг в Массачусетсе, а затем поступил в школу Рёскина в Оксфорде. Во время учебы там он познакомился с наследницей из высшего общества Розамундой Далвертон, на которой позднее женился. Начинал он как арт-дилер, а впоследствии стал уважаемым куратором. В начале 1960-х годов он опекал молодого Ребена Зила, готовя его первую выставку. На этом Моллой не остановился и сделался влиятельным и уважаемым, хотя иногда и беспощадным, художественным критиком и нажил много как друзей, так и врагов. Он стал известной медиаперсоной и занимал ряд постов в Совете по искусствам, а также состоял членом правления галереи «Тейт». В 1993 году Моллой был награжден «Золотым львом» на Венецианской биеннале как куратор ретроспективной выставки работ Ребена Зила.