Семья Эглетьер. Книга 3. Крушение - Анри Труайя Страница 28

— Ну, что? Надо решаться, дорогой мой! Когда ты поговоришь с моими родителями?

Жан-Марка охватила паника, он не знал, что ответить.

— Какой же ты можешь быть занудой, — вздыхая, выдавил он из себя.

— Занудой?! — воскликнула Валери, насупив брови. — Это уж слишком! Объяснись-ка!

Жан-Марк разозлился, его пробирала дрожь. Пойманный в ловушку, он высоко поднял голову. Это было восстание раба.

— Я сам решу, когда и что мне делать, — проговорил он. — А если ты будешь мне надоедать, то я вообще не пойду к ним.

Валери вытянула сигарету из лежащей на столе пачки Жан-Марка и взглядом попросила дать ей прикурить. Он щелкнул зажигалкой. Это Валери ему ее подарила. Позолоченная, с тонкой гравировкой. Из зажигалки вырвался язычок пламени. Валери на секунду склонилась к огню и выпрямилась. Ее лицо было спокойным и строгим.

— На этот раз, мой дружочек, ты перешел все границы. Ты что думаешь, я долго буду терпеть все эти выкрутасы? Шаг вперед, два шага назад. Может быть, тебя это и забавляет, но меня-то уж точно нет!

— Ладно, не сердись, — внезапно смягчившись, сказал Жан-Марк. — Вполне естественно, что я раздумываю. Для меня это очень важное решение.

— А для меня что, не важное?

— Ну, не такое.

— Потому что ты считаешь себя блестящей партией, а меня — так себе, второсортным товаром!

— Не говори глупостей. Я имел в виду, что для девушек брак — это цель жизни.

— А для юношей средство?

— Нет, но молодые люди не строят все свое будущее на браке.

— Будь спокоен, девушки тоже не строят.

— Но в какой-то мере все-таки…

— Не в наше время, дорогой мой. Ты отстал от жизни!

Официантка принесла им меню. Все еще злясь, Валери заказала себе апельсиновый десерт. Жан-Марк взял чашку кофе «эспрессо». Эта ссора утомила его. Будучи от природы мягким и покладистым, он терпеть не мог сложных ситуаций, громких жалоб и упреков. Он предпочитал недосказанность, намеки, полутона. Неужели своими дурацкими капризами Валери испортит ему сегодняшний вечер?

А ведь он уже заранее предвкушал удовольствие, которое получит от концерта. Бетховен, Бах… Валери продолжала есть свой апельсиновый десерт, зачерпывая его самым кончиком чайной ложки.

— Ну как, вкусно? — спросил Жан-Марк.

— Тебе-то какое дело? — надменно ответила Валери.

Он взял ее за руку и сказал:

— Я поговорю с твоим отцом в следующую субботу. Ты довольна?

— Мне наплевать!

Какое-то время они холодно смотрели друг на друга, а потом, чуть поколебавшись, дружно расхохотались.

Поток звуков словно покрывалом накрыл Жан-Марка и, подхватив, унес в такую невероятную высь, что на глазах у него выступили слезы. Он мельком взглянул на Валери. Под аллегро из Тройного концерта до мажор Бетховена она, должно быть, размышляла об их будущем. Они сидели на самой верхотуре, где места были дешевле.

Раньше, когда Жан-Марк бывал здесь вместе с Кароль, он всегда брал билеты только в партер. Она ни за что не согласилась бы сидеть на плохих местах. Он вспомнил тот день, когда она заставила его уйти в начале антракта, потому что у нее якобы разыгралась мигрень. Валери никогда так не поступит, можно не опасаться! У каждой из них была своя манера слушать. Музыка обволакивала Кароль. Казалось, проникая сквозь поры ее кожи, звуки пронизывают все ее существо, и от этого Кароль становится еще более таинственной и женственной. Что же до Валери, то лившаяся со сцены мелодия как бы наталкивалась на нее и, не задерживаясь, обтекала, точно кусок прекрасного белого мрамора. Она слушала старательно, но равнодушно. Вслед за оркестром основную тему по очереди подхватывали и с изысканной утонченностью развивали солирующие инструменты: фортепьяно, скрипка и виолончель. Каждый раз, когда вновь слышался лейтмотив, у Жан-Марка сладко щемило сердце.

Он не виделся с Кароль с того дня, когда они случайно встретились в саду клиники. На ней тогда был серо-бежевый плащ с воротником из выдры. И все вокруг тоже было серым: и небо, и земля, и деревья, и старая каменная стена. Она улыбнулась ему: «Здравствуй, Жан-Марк». Взгляд ее серых, цвета мокрого асфальта, глаз был ласковым и грустным. В этом взгляде читалась напрасная мольба, прощание с прошлым и в нем, как в зеркале, отразились все бессонные ночи Жан-Марка. Ночи, когда он не мог уснуть, представляя себе ее немного увядшее, печальное лицо с приоткрытым чувственным ртом. Какой элегантный плащ! А как прелестно ее короткое синее пальто! И меховой жакет из оцелота, и костюм цвета увядшей листвы. Жан-Марк помнил все ее платья. Он мог бы с закрытыми глазами описать содержимое ее шкафов, шкатулки для драгоценностей. И в то же время ему случалось забыть, во что днем раньше была одета Валери. Ну и что? Это ничего не значит! Ведь женщину любят не за ее туалеты.

Жан-Марк постарался вновь сосредоточиться на музыке. Обычно на концерте он забывал обо всем на свете. Почему же сегодня ему это никак не удается? Каждую долю секунды в его мозгу возникали посторонние мысли, которые мешали получать удовольствие. Жан-Марк посмотрел вниз, на темные спрессованные ряды публики, сидевшей в партере. А вдруг, подумал он, Кароль тоже там, с подругой или с каким-нибудь мужчиной… Кароль всегда заявляла, что обожает Бетховена, хотя Жан-Марк подозревал, что она при этом совершает над собой некоторое насилие. Несколько раз ему казалось, что он видит ее, и он был поражен волнением, которое его при этом охватывало. И все же он ни за что на свете не согласился бы опять вернуться к Кароль. Если сегодня он решился воскресить ее в своей памяти, то только потому, что рядом с Валери был абсолютно уверен в себе.

Скрипка, издав пронзительный и чистый звук, утвердила его в мысли, что он любит только Валери и никого другого. В ее ярко-зеленом свитере и черной плиссированной юбке. Похвальная скромность! Она послала ему свою улыбку. Такая молоденькая, такая золотоволосая! И к чему только эта молодость, эти светлые волосы? Со сцены плавно и широко разливалось ларго. Словно глубокий вздох оживил музыкальное повествование. Кароль, наверно, очень взволнована. Ерунда! Ее нет в зале. Валери склонила голову набок. Кого она ему напомнила этой прилежной позой? Ах, да, Жильбера, когда тот пытается разобраться в алгебраической задаче. Хотя они совершенно не похожи. Фамильные гены, вероятно. Интересно, а любит ли музыку Жильбер? За те два месяца, что Жан-Марк давал ему уроки, у них ни разу не заходила речь о музыке. Завтра надо его об этом спросить. Во многом их вкусы совпадали.

Жан-Марк вспомнил об игре, которую они придумали, — время от времени во время разговора надо было вставлять фразы из Лотреамона. Идея принадлежала Жильберу. Эффект превосходит все ожидания, только нужно старательно подбирать цитаты. В запасе у Жан-Марка не осталось ни одной. Дома, после концерта, он полистает «Песни Мальдорора».

Казалось, что в мощную музыку Бетховена вплетались произведения Лотреамона. Ах, как чудесно звучит фортепьяно. А может ли Валери оценить изящество этих арпеджио? А почему бы и нет? Конечно, может, как и Кароль. Каким высказыванием Лотреамона так упивался Жильбер? «Жизнь была брошена мне, как оскорбление!» Потрясающе. Ужасно и все-таки потрясающе. «Жизнь была брошена мне, как оскорбление!» Жан-Марк подумал, что эта фраза могла бы стать его девизом. Или эпитафией. И вот опять мысли отвлекают его от музыки. Невыносимо! Вновь загремел оркестр. Гордость, нежность, печаль, насмешку — все несли в себе накатывающиеся одна за другой на зал сверкающие волны. Внезапно Жан-Марк почувствовал, что он свободен, спасен. Музыка свежей, могучей струей вымыла из его головы все ненужные мысли. Не было больше проблем с деньгами, не было экзаменов по гражданскому праву, женитьбы. Вместо этого его мозг стал средоточием льющихся со сцены чистых и прекрасных звуков. Он был абсолютно счастлив, находясь между небом и землей. Потом зал взорвался аплодисментами. Дирижер и солисты раскланялись перед публикой.