Пропуск в райский сад - Натали де Рамон Страница 28

Я посоветовалась с Оливье. Он сказал, что тема материнства звезд всегда волнует зрителей, и их интерес нетрудно поддержать, если делать репортажи обо мне и моей семейной жизни, тем более что мой муж — тоже звезда.

Я шла домой и не сомневалась, что Бруно оценит находчивость Оливье. Но тот рассвирепел! Я еще никогда не видела его в такой ярости.

— Ты спятила?! Хочешь, чтобы весь мир любовался на твое брюхо?! Чтобы потом все с вожделением глазели, как у тебя между ног вылезает головка? Твой Оливье — старый маразматик! Неужели ты до сих пор с ним сексуешь?! Кажется, я уже здесь, пора бы вылезти из его койки!

— Боже… Бруно! Ты… ты пьян?.. — догадалась я.

— А что? Не имею права? У меня завтра нет операций! Живо под душ! Подмойся и поспринцуйся получше! До чего же мне надоело лазить в тебя после палки этого старого козла!..

Для семейной жизни Бруно оказался категорически непригоден, и меня уже больше не удивляли два его развода. Пока между нами был океан, была и сплошная романтика, но будни оказались ужасны.

Бруно стал вспыльчив и груб, все свои проблемы, связанные с работой, где он обязан быть выдержанным, он срывал на мне, бешено ревновал к Оливье, сам же гулял направо и налево. Я даже узнавала по телефону по голосам его любовниц. Следовало бы заняться разводом, но мне было просто некогда.

— Дура ты! — заявила Полетт. — Надо было плюнуть на работу и родить ребеночка. И он бы ревновать перестал, и все было бы…

— Ты прямо как моя мама! Да не надо мне было вообще выходить за него замуж!

— Лучше всю жизнь быть собачонкой Консидерабля? Его жена дома сидит, по курортам загорает, а ты без отпуска и выходных вкалываешь на него, как каторжная! Ах, как славно!

— Замолчи! Я пытаюсь тебе объяснить, что это совсем другие отношения: учитель и ученик! Да, их трудно понять. Я сама до конца не понимала всей глубины, пока не стала учить Лолу, как он учил меня! Понимаешь, мир масс-медиа устроен так, что только кажется, что все такие дружные, только и заняты тем, что помогают друг другу, поддерживают, передают опыт. На самом деле там жесточайшая конкуренция, и все заняты только тем, чтобы выпихнуть друг друга и уж тем более не допустить в свою среду новеньких. Правило одно: не плоди себе конкурентов! Я такой же девчонкой, как Лола, работала в местной газете и прекрасно помню отношение: как бы помогают тебе исправить ошибки, а на самом деле только портят и ухудшают текст. А текст — это все! Можно легко и гладко написать или произнести с экрана самую дурь, и публика будет в полном кайфе, но даже самые серьезные и важные вещи никто не воспримет, если будет тяжелый, корявый текст. И мне бесконечно повезло, что Консидерабль носился со мной и учил без оглядки на потенциальную конкуренцию с моей стороны. Так и я учила Лолу. Она поверила в себя, перестала искать побочных заработков и целеустремленно работает на радио и в местной газете — ведет ежедневную рубрику происшествий и еженедельный «Дневник провинциального телезрителя». На это для ее карьеры я и делаю ставку, потому что…

— И как грязью всех облить, чтобы к славе пробиться, тоже твоя наука?

У меня перехватило горло. Я закашлялась.

— Ну чего ты? Чего ты? — засуетилась Полетт. — Компотику-то нету больше. Я тебе водички налью!

Она покатилась к холодильнику, достала минералку, наполнила стакан, протянула мне.

— Спасибо. — Я взяла стакан. — Ты уверена, что это вообще ее статья?

— А чья?.. Кто ж еще все это мог знать?

— Даже я кое-что не знала из того, что знают все в Куассоне.

— Она ж сама моему Жаку сказала, что напишет про все!

— Да мало ли что напишет журналист! Надо, чтобы опубликовали. А это зависит не от него, а от главного редактора, иногда даже от самого издателя. Кстати, как зовут главного в здешней газете? Лола мне говорила. Я забыла.

— Жак! Как моего. Жак Дюшаг. Они с моим еще со школы приятели. Дюшаг смолоду до того непутевый был, ужас! Только в тридцать пять лет женился. Степенный стал, солидный, а уж как его папаша помер и он газету принял от него, так и вовсе! С мэром на короткой ноге. Сроду не подумаешь, что в юности…

— Подожди-подожди! Говоришь, он приятель Бетрава? Кажется, я начинаю понимать…

— Ты чего? Уж не думаешь ли ты, чтобы мой Жак…

Я замахала руками.

— Нет! Нет, конечно! Но Лола тоже не писала. Теперь я в этом уверена. Стиль совсем другой.

— Сти-и-иль?

— Ну фразы она строит не так, слова использует другие. — Я поднялась с дивана. — Пойду-ка я прочитаю все это еще раз, чтобы убедиться окончательно. Не писала она эту статью.

— Да сиди ты! Я скорее за ней сбегаю! — Полетт была уже на середине лестницы. — А кто тогда?

Я хмыкнула и собралась ответить: «Некий Жерар Филен», — как входная дверь со скрипом впустила поток света и Марка.

— Ну что ты тут сидишь в темноте и духоте? Пойдем, отец уже приехал, и Кларисс. Адвоката привезли. А где Полетт? Она же к тебе еще когда пошла, компот понесла.

— Я здесь! — заявила Полетт со второго этажа и взмахнула газетой. — Я за статьей бегала!

Марк растерянно шагнул вперед, посмотрел на меня, на Полетт, которая тем временем почти спустилась вниз со словами:

— Твоя Соланж считает, что Лола ее не писала! Вот такая она у нас мать Тереза!

— Черт, тетя Полетт! Жак обыскался этой газеты, а это ты, оказывается, ее стырила и мало того, еще дала читать Соланж!

— Успокойся, Марк, — сказала я. — Там только один факт был мне неизвестен. И я просто не понимаю, почему ты это от меня скрывал? Почему вы все скрывали это от меня?

— Что именно?

— На прочитай, узнаешь. — Полетт протянула ему газету.

— Да читал я уже! Сотрудник Жака привез. Что я скрывал? — Марк посмотрел на меня.

— Что твою мать оперировал Дакор.

— А ты не знала?.. — Искреннее изумление.

— Ладно. Уже не важно.

— Пожалуй. — Он выглядел обиженным. — Кстати, ты ключ от погреба не нашла? Надо вина достать.

— Я и не искала.

— Марк, — Полетт, запрокидывая голову, подергала его за штанину, — да возьми ты какой-нибудь инструмент и сбей замок к лешему. Тоже мне проблема!

— Там врезной.

— Еще проще! Отожми дверь топором или ломиком!