Жизни Анны. Мистический роман - Максим Яковенко Страница 28

Наталья Ивановна своей экскурсией по музею всячески старалась примирить дочь с Франком: в зале берестяных грамот делала акцент на любовных посланиях жителей средневекового города, предлагала пройти мастер-класс по письму на бересте. Все впустую. Ничто не вызывало отклика. Молодые люди не смотрели друг на друга, старались подальше держаться. Если Франк еще проявлял интерес к экскурсии, то Анна безразлично шла следом. Единственное, что привлекало ее внимание, так это скрипящий пол в залах музея. От каждого малейшего движения лакированный паркет издавал протяжный и громкий скрип. Независимо от того, как приходилось по нему идти – тихим или обычным шагом, – паркет скрипел всегда одинаково, как напрочь убитая скрипка в руках ученика.

«Еще немного, и я пойду отсюда, – Анна сдерживала внутренний голос, чтобы громко не сорваться. – Зачем я вообще пришла сюда?»

– А сейчас мы находимся в зале, где можно увидеть исторические слои города в прямом смысле этого слова, – сделав очередной вдох, Наталья Ивановна продолжала экскурсию. – В средние века и вплоть до девятнадцатого века Великий Новгород имел одну неизменную технологию по мощению улиц. Вдоль каждой прокладывали бревна, поперек которых укладывали плахи плоской стороной кверху. Мастера вырубали в дереве желоба, создавали трубы для сточных и дождевых вод так, что по мостовым можно было гулять в дождь или в слякотную весну, не замочив и не испачкав ноги. Когда в Париже знать и крестьяне на улицах месили грязь, Новгород был полностью замощен. Деревянные мостовые обновлялись по мере изношенности; новый настил укладывали поверх старого, и так примерно каждые двадцать лет. Высокий уровень грунтовых вод и торфяной слой создали отличную среду для сохранения деревянных слоев. На нескольких центральных улицах археологами было вскрыто двадцать пять настилов мостовой, сохранившихся за пятьсот лет.

Огромная, в человеческий рост, черно-белая фотография с обозначением всех двадцати пяти слоев деревянного мощения улицы приковала внимание Анны. Ее нынешняя жизнь в начале двадцать первого века – всего лишь один слой из многих пластов ее души, прошедшей череду воплощений. Душа – это город, сохранивший все настилы мостовой. И если ее матери, археологу, приходилось копаться в торфе, чтобы открыть миру эти двадцать пять слоев города, то ей, Анне, довелось лишь притронуться, и верхний слой ее души стал занозой, мешающей жить дальше. Что же будет, если она откопает все слои своей души и познает всю череду воплощений?

Наталья Ивановна продолжала рассказывать для Франка историю города, о том, сколько раз он восставал из пепла, чтобы заново потом в него обратиться.

1212 год – пожар, из 5000 дворов сгорело 4300;

1230 – страшный голод;

1477—1478 – война с московским княжеством, разорение города;

1508 – небывалая эпидемия и пожар;

1569—1579 – полное разорение города Иваном Грозным;

1611—1617 – шведская оккупация, сожжение большей части города.

– Двадцатый век был непростым для Великого Новгорода, как мы знаем, – замешкавшись на месте перед переходом в следующий зал, Наталья Ивановна выдала неловкость перед Франком.

– Мама, что значит непростым?

Анна сделала несколько шагов в сторону матери и Франка, не обращая внимание на скрип паркета.

– Есть еще зал немецкой оккупации и Великой Отечественной. Почему мы туда не идем?

– Аня, ну, зачем? И так все знаем, что было.

– Нет, мама, он не знает!

Анна указала пальцем на Франка, затем быстрым шагом пошла в зал Великой Отечественной войны. Франк и мать последовали за ней.

– Посмотри, Франк, вот, посмотри на эти фотографии и на эту картину тоже глянь…

– Это, конечно, все ужасно, – тихо комментировал Франк.

– За два с половиной года оккупации немцы сожгли почти все деревянные дома, людей вывозили вагонами в лагеря, многих вообще расстреляли или сожгли запертыми в домах или сараях. Знаешь, сколько осталось жителей в городе, когда Красная армия освободила Новгород?

– Нет, я не знаю. Это было ужасное преступление… Аня, понимаешь, я…

– Мама, скажи ему.

Анна не могла остановиться. В голове звучал голос воскресшей Лизы, готовой к сражению. Еще немного, еще одно лишнее слово Франка – и Анна-Лиза была бы готова разбить стекло и взять с музейной экспозиции старое советское ружье, застрелить им Франка – совершить долгожданный военный суд.

– Совсем немного, – тихо ответила Наталья Ивановна, сжимая из-за волнения руки.