Девчата - Борис Бедный Страница 28

Но Илья смирился с ее отказом. Тося слышала, как на крыльце под ногами Ильи мягко хрупнул свежий снег, потом под тяжестью его тела жалобно пискнула вторая сверху скрипучая ступенька — и все затихло. Она обиженно выпрямилась, недовольная, что Илья так легко поверил ей. Но выйти на улицу и первой позвать его Тося никак не могла — это было просто выше ее сил. Кто-то чужой и непонятный сидел сейчас в ней и распоряжался всеми ее поступками.

Так вот какая она, долгожданная взрослая жизнь!

Напуганная всеми этими неразрешимыми сложностями, Тося закусила губу и ожесточенно замолотила веником, обметая с себя снег. Но вот веник замер в ее руках, и она прижалась щекой к бревенчатой стене, нахолодавшей за зиму, и заплакала, жалея и себя, и разнесчастного Илюшку-бабника, смертельно обиженного ею, и всю ту недавнюю девчоночью ясность жизни, с которой пришла ей пора навеки расстаться.

В коридор выглянула Вера с чертежной линейкой в руке.

— Ты чего ревешь? Обидел кто?

Тося замотала головой:

— Я сама че-человека одного обидела…

— Ну и пусть твой человек плачет, ты-то чего заливаешься?

— Не заплачет, он крепкий… А мне все равно жалко!

— Совсем запуталась ты!

— Подзапуталась, мам-Вера, — охотно согласилась Тося.

— Ну, идем-идем, нечего тут сырость разводить.

Вера обхватила Тосю за плечи и увела ее в комнату.

А на улице Филя окликнул Илью, поравнявшегося с Камчаткой:

— Чего ж ты? Сорвалось?

Илья замысловато покрутил рукой в воздухе:

— Осечка… Цену себе набивает!

Филя разочарованно свистнул, ватага поднялась из-за укрытий и зашумела, заулюлюкала. Но, не видя перед собой Тоси, парни быстро затихли и окружили своих главарей. Самый маленький и плюгавый подошел к Илье и, клацая зубами от холода, взмолился:

— Со-совсем з-зазяб… Ил-люха, с-ставь п-пол-литра!

— Завтра, завтра! — досадливо сказал Илья и пошел прочь от ватаги.

Филя оглядел закоченевших дружков, хлопающих себя по бокам, чтобы согреться.

— Где Длинномер? — строго вопросил Филя тоном полководца, недосчитавшегося в своих рядах гвардейской части.

Парни переглянулись. Филя пронзительно свистнул. Из-за дальнего сугроба вскочил задремавший было Длинномер и, ничего не соображая спросонок, забухал кулачищем в гулкую железяку.

Филя сокрушенно покачал головой:

— Ну и кадры!..

Едва переступив порог комнаты, Тося тут же ринулась к Анфисиной тумбочке и впилась глазами в зеркало, беспощадно-придирчиво оценивая свою красу.

— Мам-Вера, как ты думаешь, могу я кому-нибудь… это самое, понравиться?

— Можешь… — равнодушно отозвалась Вера и склонилась над длинным листом миллиметровки, свисающим со стола.

Повеселевшая Тося швырнула портфель под койку, скинула жиденькое свое пальтецо.

— Задание из техникума? — почтительно спросила она, разглядывая непонятный Верин чертеж и гордясь тем, что живет в одной комнате с человеком, который разбирается в таких мудреных вещах.

Вера молча кивнула.

— А я бы заочно учиться ни в жизнь не смогла! — честно призналась Тося. — Это ж какую сознательность надо иметь: никто над тобой не стоит, а ты занимаешься!..

Она смерила пальцами толстый корешок справочника, взяла линейку со стола, почесала у себя за ухом и торжественно объявила:

— Мам-Вера, а ведь ты героиня!

— Будет тебе ерунду-то молоть!..

— А я говорю: героиня! — заупрямилась Тося. — Если б я была правительством, я бы всех, кто заочно учится, награждала: институт окончил — получай орден, техникум осилил — вот тебе медаль!

— Смотри, прокидаешься, — предостерегла Вера. — Металла не хватит: нашего брата много…

— Эх, ты! — пристыдила Тося. — Сама ты себя не понимаешь!

Балансируя руками, как канатоходец, Тося прошлась по узкой половице, снова заглянула в зеркало, осталась довольна собой, закружилась и опрокинула табуретку.

Вера с любопытством наблюдала за Тосей. А та вдруг помрачнела, подошла к окну и прижалась лбом к слепому зимнему стеклу.

— Чего ты мечешься? — спросила Вера, — Двойку схватила?

Тося презрительно отмахнулась:

— Если бы!.. Понимаешь, один человек душу мне открыл, а я нечутко к нему подошла… Знаешь, как мы, женщины, иногда умеем! Как-то не по-женски даже…

— Ну ничего, — утешила Вера. — Завтра улыбнешься своему человеку — и помиритесь.

— Завтра?

Тося глянула на ходики и вдруг, как была в одном платье, выбежала из комнаты, в два прыжка одолела коридор и выскочила на улицу в самую гущу снегопада.

Илью она догнала уже возле мужского общежития.

— Ты чего? — удивился Илья. — Простудишься, дуреха!

— Илюшка, тебе плохо сейчас? — спросила Тося, снизу вверх виновато заглядывая ему в лицо.

— Ничего, терпеть можно… — Илья скинул с себя тяжелое пальто и накрыл Тосю. — Да ты, никак, пожалела меня?

— Немножко…

Всякое бывало у Ильи с девчатами: его и любили, и ненавидели, и убивались по нем, и гнали прочь, и серной кислотой в глаза грозились плеснуть, — а вот пожалеть его еще ни одна девчонка не догадалась. И сейчас с непривычки Илья растерялся. Стыда за свой спор он не почувствовал: чего не было — того не было. Он даже и не подумал о споре — нужно было ему забивать свою голову разной ерундой. Ему просто смешно стало, что эта нецелованная зелень пожалела его, и в сердце без спросу шевельнулась признательная благодарность к Тосе. Что там ни говори, а все-таки приятно, когда тебя, здоровенного, жалеют, — по крайней мере, вот так неумело и необидно, как Тося пожалела его.

А Тося напялила чужую просторную одежину себе на голову капюшоном, дотянулась подбородком до ближней пуговицы, пахнущей табаком, и спросила чуть-чуть лукаво, бессознательно требуя награды за свой самоотверженный поступок:

— А теперь лучше?

— Эх, повариха ты, повариха! Сама маленькая, а сердце…

— Сердце как сердце… Тридцать третий размер!

Рука Ильи привычно взлетела, чтобы обнять Тосю.

Всем своим существом сердцееда он понимал, что главная преграда в Тосе рухнула и сейчас она не только позволит поцеловать себя, но и на Камчатку с ним пойдет. Но Илья вдруг усомнился, можно ли ему вести себя с Тосей так, как он обычно поступал с другими девчатами. Рука его замерла на полпути за спиной Тоси, повисела там, повисела, впервые в жизни устыдившись дешевой своей прыти, — и тяжело упала.

— Беги домой, а то застудишься… — хмуро сказал Илья, не понимая себя сейчас и сильно подозревая, что валяет дурака.