Твоя безумная «фанатка» - Ирина Муравская Страница 28

Вопрос был задан Максом, и поставил её в тупик.

— А любовь эта вообще существует? Настоящая чтоб? — с трудом отгрызая от копчёного сыра-косички кусок вопросом на вопрос спросила Пылаева.

— Существует.

— Тогда позволять себя любить. Так проще. И самому не больно, и другому приятно.

Майеру ответ не понравился.

— Что приятного в том, чтобы делать партнеру одолжение?

— Почему сразу одолжение?

— А как это называется? Ладно, так и быть, люби меня. Я милостиво разрешаю. Так, да?

— Ну не совсем. Тот, кто позволяет себя любить не обязательно ничего не чувствует. Он просто делает это иначе. Так, как умеет.

— Это как?

— Тихо. Рационально. Не сходя с ума.

— И зачем такая любовь нужна? Суррогат какой-то.

— Любовь бывает разная: неразделённая, страстная, слепая, токсичная, спокойная. Порой из страстной она перетекает в практичную, а порой и вообще в ненависть. Или привычку. Или презрение. Почему же она не может быть рациональной?

— В философы податься решила?

— Кто-то ж должен. Раз ты законченный романтик и любишь единорогов.

— Я их не люблю.

— Любишь.

— Это ты так решила.

— Раз решила, значит так и есть.

— Окей. Кто я, чтобы тебя переспорить? — миролюбиво отмахнулся Макс, закидывая руку за голову для удобства. Любит значит любит. Согласиться проще, чем пытаться договориться с этой картой девчонкой.

К тому же единорожки действительно милые создания. Подтверждение этого лежало на постели в виде огромной плюшевой лошади с рогом на голове. "Полли", как значилось на бирке, ему подарила на прошлый Новый Год Нелли. Не могла удержаться, когда увидела в цветочном. Майера этого тогда позабавило. Игрушек ему ещё никогда не дарили. Оттуда и пошли шуточки.

— И этому мужику почти тридцать лет, — собеседница была довольна маленькой ментальной победой.

— Говоришь так, будто пятьдесят. И вообще-то двадцать семь только.

— Ну. Двадцать семь явно старше, чем двадцать три. Так что ты должен быть умнее меня.

— А ты не такой циничной, но тебе же это не мешает.

— Хочешь сказать, я хамка и эгоистка? — возмутилась Пылаева, с досадой пиная его ногой.

— Я сказал: циничной, — засмеялся собеседник, в который раз поражаясь женской логике. — Не путай термины.

— Эгоистка, хамка и циник? Не перебор, не? — его снова пнули. Завязалась лёгкая горизонтальная потасовка, в которой участвовали плечи, локти и коленки. В конечном итоге победил Максим, как трофей выхватывая у проигравшей недоеденный сыр.

— Отдай, моё!!! — недовольно заверещала та.

— Точно эгоистка. Сразу: моё, моё! Совсем не умеешь делиться.

Вместо ответа его начали щекотать — удар ниже пояса, так как Пелька прекрасно знала, что он до ужаса её боится. Съедобную косичку победоносно отвоевали, впиваясь в неё зубами и отгрызая сразу половину.

— Я фе скафала: моё! — пробубнила она с полным ртом. Жадность фраера сгубила. Следующие пару минут Макс, хохоча, наблюдал за тем, как она пыталась всё это прожевать.

— Ну ты и хомяк, — в надутую щеку насмешливо тыкнули, чем вызвали сердитое пыхтение. — Или ёжик. Давай жуй, жуй, ёжик. Активнее работай челюстью! Ещё активней, ну! — дразнили её.

— Ой, мама, — выдохнула Пелька. Аж покраснела, настолько старалась. — Чуть не родила.

— ТВОЮ… — приглушённый возмущённый возглас оповестил, что соня проснулся и не оценил шутку с кремом.

На Нелли, застывшую в видом нашкодившего ребёнка, многозначительно покосились.

— Готова получать люлей? — в ответ отрицательно замотали головой. Вообще была не готова. — Ладно, расслабься. Я тебя прикрою. В который раз, — ободряюще похлопал её по бедру Майер, повышая голос и обращаясь к стене, за которой чисто интуитивно угадывался Филипп. — Солнышко, ты уже проснулся? Как тебе омолаживающий крем для лица? Сам делал.

День стремительно увядал. Ноябрь — темнеет рано и уже часов в шесть кажется, словно на дворе глубокая ночь. Хотя на самом деле не было ещё и десяти. Отмывшийся Филипп утопал домой, от греха подальше, освободив им гостиную, где ещё какое-то время Нелли с Максом валялись, грея руки кружками с горячим чаем и смотря "Пиратов Карибского моря" по телеку. Вот ирония, опять пираты и корабли.

Пылаеву первую начало морить, и уже не домучивая Джонни Деппа, прыгающего на экране безумным тушканчиком, они оба пошли спать. Вместе. В смысле в одну комнату и в одну постель, так как диван в гостиной никому не нравился: неудобная перекладина впивалась в спину и с утра было невозможно разогнуться.

Заснули по разные стороны, проснулись почти в обнимку: Пельку крепко прижимала к себе мужская рука. Так обычно и выходило. Странное состояние. Недавно она почти вот так же лежала с одним парнем, теперь с другим. И вроде ничего зазорного не делала, но на душе было гадко. Словно обманывала обоих. И себя заодно. Но что противнее, ей нравились ощущения в обоих случаях.

С Майером Нелли знала, что может ничего не бояться, что он защитит её от всего на свете. Надёжный, как танк. Не зря бывший танкист. С Матвеем же играла другая песня. С ним было горячо, эмоционально, непредсказуемо, и… К Бондареву её тянуло на уровне толком пока непонятных ей самой чувств, с Максом же было душевно и тепло. Как всё сложно…

И становилось только сложнее. Не может быть просто, когда хозяин квартиры в одних штанах жарит ей яичницу, пока Пылаева освежается под душем. В этой квартире у неё давно имелась собственная зубная щётка, шампунь и мини-косметичка. Всё стояло на видном месте и никогда не убиралось, от чего она как-то в шутку заметила, что быть может именно из-за этого у друга и не клеятся отношения. Какой бы девушке понравилось незримое присутствие посторонней? Шутку Макс тогда, помнится, не оценил. Даже не улыбнулся.

И чего тупым бабам надо, ну правда? Такой парень на вес золота. Сильный, хозяйственный, в меру романтичный, всегда рядом. Да, со своими загонами, но у кого их нет? А тут покормил, напоил, слова опять жн не сказал, пока Нелли красилась, усевшись с ногами на кухонную столешницу, куда удачно падал свет из окна. Ещё и до Академии довёз, напомнив, что вечером заберёт с работы. Мечта и идеал. А у неё и не щёлкнуло практически, когда тот на прощание привычно поцеловал её в щеку.

Зато все внутренности перевернулись, изобразив в воздухе мёртвую петлю в виде восьмерочки, едва Пелька заметила в классе Матвея. Хмурого, задумчивого и полностью сконцентрировавшегося на телефоне, в котором он что-то кому-то писал.

— Привет, — поздоровалась она, видя, что тот увидел её, но никак не отреагировал.

— И тебе того же, — нейтрально ответил Бондарев.