Мечтать о такой, как ты - Татьяна Веденская Страница 28

«Я выросла, мама. Я все решу сама!» – вот что должна говорить каждая взрослая женщина своей матери. Но тридцать шесть лет – это слишком поздно для такого рода заявлений. Однако лучше поздно, чем никогда. Я вспомнила, как устроила несанкционированный праздник правды и откровенных признаний. Впервые в жизни я сказала маме, что жалею о парне, которого она вышвырнула из нашего дома пятнадцать лет назад. Я уже не помню, как Леня выглядел, но надо же мне было вступиться за него. Через столько-то лет!

«Меня бросил Стас. Стоило ли мне всю жизнь бояться и прятать голову в песок, чтобы меня все равно в итоге бросил Стас?» – этот вопрос не давал мне покоя, толкая все дальше и дальше. Мне, например, захотелось вдруг, чтобы и я, и, главное, Ника, получили право жить обычной человеческой жизнью, неподвластной маминому суду. Чтобы мы могли влюбляться, терять работу, разбивать свое сердце или даже чужое (такого у меня не было никогда), паниковать и быть слабыми. Особенно Ника, я не хотела, чтобы она услышала в свой адрес все, что в свое время услышала я. И я, конечно же, хотела поговорить с мамой об этом, но мне было слишком страшно, поэтому я начала с Леонида, с реабилитации памяти о нем.

Что тогда началось! Как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Мама, конечно, пришла в ярость. Я спаслась бегством, но вечером наш разговор продолжился. Видимо, маме надо было прийти в себя после этой неожиданной атаки со стороны давно поверженного врага. Еще бы, никогда, ни разу за все время существования нашей семьи, никто и ни в чем ей не перечил. Даже папа предпочитал молчать, только чтобы не попасть под водопад маминых обвинений. И мне всегда казалось, что он был прав. А тут вдруг пришло в голову, что, может быть, и нет. Может быть, он, если бы не сдавался маме так безропотно, сумел бы сохранить семью. Он никогда не показывал, но я знала, как сильно он ее любил. Как сильно страдал, что не может сделать ее счастливой. Ее счастье – слава художника – было выше его сил.

Мама позвонила мне, когда я стояла на кухне и жарила рыбу. Рыба полезна, особенно беременным женщинам (девочкам тем более), поэтому я стояла в дыму и терпела. И я, и квартира пропитались запахом жареной рыбы. Все для фронта, все для победы. Вот тут-то мама и позвонила.

– Надя, ты что, считаешь, что я была не права? Ты это серьезно? Неужели я должна была жить с человеком, который попытался меня ударить?! – спросила мама, застав меня врасплох. Я уже было возрадовалась, что вечер будет мирным. Нет, мама просто копила аргументы, прежде чем нанести мне сокрушительный удар.

Я закрыла лицо руками. Началось. Спектакль погорелого театра с мамой в главной роли. В роли царицы погорелого царства. Но подыгрывать ей теперь я не собиралась.

– Я считаю, что я была не права. Мне надо было уходить вместе с Леонидом, раз ты не была готова с нами жить. Мне надо было много чего делать самой и так, как было бы лучше для меня. И для Ники.

– И сейчас бы ты ходила по миру с протянутой рукой. Ты же ни на что сама не способна! Ты же бестолочь! – размазывала меня по стенке мама.

– Возможно. А возможно, что, если бы ты так старательно не вдалбливала мне, что я бестолочь, я бы об этом даже и не догадалась. Вдруг я бы вышла замуж и родила бы еще ребенка. Вдруг я была бы счастлива? А не шарахалась бы от любого стоящего мужика, потому что ты меня убедила, что я – ничтожество?!

Меня несло. Сколько, оказывается, во мне злости. Накипело. И вот вся эта накипь сейчас вылетала из меня и оседала вокруг.

– Надя, я же все тебе отдала. Ты же разрушила мою жизнь, ты… ты… Я могла бы стать художником.

– И почему не стала? И почему ты считаешь, что твоя жизнь разрушена? И почему именно мной? Ты хотела рисовать – ты рисовала. Ты хотела, чтобы тебя оставили в покое, – мы тебя оставили. Ты всегда делала, что хотела. И при чем тут мы? Мы же всегда поступали так, как ты хотела! Я рассталась с Леонидом. Я вышла замуж за Кирилла, а он мне изменил с кассиршей, кстати. А ведь ты была уверена, что он – самый идеальный вариант. Мама, я ни в чем тебя не виню, но позволь сказать: я должна была решать такие вещи сама. И теперь я буду жить так, как мне подсказывает мое сердце.

– Да живи, кто тебе не дает! – милостиво согласилась мама.

Я не поверила ее словам, и правильно сделала.

– И что, ты вот прямо так согласна, что я могу решать все сама про свою жизнь?

– Я знаю, ты только и ждешь, чтобы я умерла. Конечно, я для тебя обуза. Конечно, зачем слушать старую больную мать, – ударила она с фланга.

Я вздохнула. Есть вещи, которые очень трудно сбросить со счетов. Например, здоровье старенькой матери.

– Мам, не заваливай меня упреками. Мне жаль, что я не стала для тебя такой дочерью, о которой ты мечтала. Я не смогла, просто не смогла. Хотя иногда мне кажется, что ты сама не понимаешь, чего хочешь, – пожала я плечами. – Но ты уж извини, дальше я сама буду решать, что мне делать и как. Ладно?

– Ты всегда так и поступала, – заявила она.

Первый раунд я отыграла, но самое интересное было впереди. Я воровато огляделась, нет ли рядом Ники. Но она уехала к Николаю. Рыба шипела на сковороде. Момент был вполне подходящим, не лучше и не хуже. Я набрала в грудь побольше воздуха:

– И еще, у нас дома кое-что происходит. Я думаю, что ты тоже имеешь право об этом знать, но… пообещай мне, что не станешь закатывать истерик, обзываться и требовать, чтобы все было по-твоему.

– Ты мне грубишь! Не смей так разговаривать с матерью.

– Я? Я грублю? – удивилась я. – Я очень вежлива.

– Я не понимаю, что ты несешь. Ты бредишь? – фыркнула мама. – Чего ты от меня хочешь?

– Чтобы ты не накинулась на Нику в своей манере. Меня можешь пилить, сколько хочешь, но не ее. Я просто предупреждаю, чтобы ты потом не говорила, что я не предупреждала, – твердо (насколько смогла) сказала я. Внутри все дрожало, но я чувствовала, что на этот раз поступаю правильно.

– О чем ты? Что за ерунда? Я никогда не закатывала истерик. И потом, Ника умная, хорошая девочка. Она не сделает ничего такого, что…

– Мама, Ника беременна. Ты станешь прабабушкой. Но если ты хоть слово ей скажешь в этой связи, я перестану к тебе приезжать, – пригрозила я.

– Что? – тихо переспросила мама.

– Ника родит ребенка. Где-то через полгода. И, кстати, еще одно. Забор, который сделал твой рабочий, – просто ужасен. Теперь на елку смотреть без слез невозможно.

– Надя, при чем тут забор! Как это возможно, чтобы Ника…

– Только не надо сейчас никаких сердечных приступов, пожалуйста. У меня и без этого в жизни много проблем, – попросила я. – Постарайся подумать об этом по-другому. Тебе немало лет, неизвестно, как длинна будет твоя жизнь. Зато скоро ты сможешь подержать в руках своего правнука или правнучку. Между прочим, это большое счастье.

– Счастье? – с недоумением переспросила мама.

– Ну, конечно, счастье. У нас будет малыш. Он будет смеяться, он будет нас любить. Он тебя будет любить. И целовать в щечку. Неужели тебе не приходило в голову, что это и есть счастье?