Дороги хаджа - Самид Агаев Страница 27

– Наверное, есть какие-то способы ускорить дело? – спросил Али. -

Я не думаю, что такой важный человек, как вы, не знает их.

При этих словах Али подмигнул катибу.

– Начальник канцелярии может это сделать, – сказал катиб, – но это недешево, десять золотых динаров, и не позже чем через месяц вы будете лицезреть самого малика.

– Это большие деньги, – заметил Али, – а если я дам двадцать золотых динаров?

– Тогда вы попадете к нему на следующий день, – ответил взволнованный катиб, я сейчас наверняка все узнаю, подождите, не уходите никуда.

Чиновник ушел к начальнику, а Али стал убеждать себя в том, что он поступает правильно, ведя себя столь расточительно. Малика-Хатун хоть стерва, и бывшая жена Узбека, тем не менее, имеет право на часть наследства, хотя бы в такой форме. Ведь он здесь решает дело не только Насави.

Катиб вернулся тяжело вздыхая.

– Что случилось, друг мой? – спросил Али. – Начальник отказал?

– Ну что вы, как вы могли подумать.

– А почему же вы такой расстроенный.

– Правитель все еще в Египте находится. Я почему-то был уверен, что он вернулся. Начальник сказал, что раньше, чем через месяц его можно не ждать.

– Ну, ничего, – сказал Али, – я приду через месяц.

– Я буду ждать, – искренне ответил чиновник.

Уходя, Али спросил:

– Скажи, друг мой, сколько отсюда пути до святого города?

– Вы имеете в виду Иерусалим?

– Я имею в виду Мекку. Разве ты не мусульманин?

– Ох, простите, – сконфузился катиб, – здесь столько было разговоров об Иерусалиме, когда его отдали крестоносцам. В голове так и засело. Я думаю, за месяц как раз и обернетесь.

На обратном пути Али зашел на рынок, купил домой еды, вина и фруктов. Погрузив все это в корзину, он нанял носильщика, который одновременно послужил и провожатым, поскольку одного дня в городе было маловато, чтобы начать ориентироваться в узких улочках Дамаска. У ворот дома он отпустил амбала, дав ему дирхем. Лада была уже дома, стоя перед зеркалом, примеряла серебряные серьги, поворачиваясь, то одним, то другим ухом.

– Ну, как? – спросила она, поймав взгляд Али.

– Красивые, только великоваты на мой взгляд. Мочки оттянут, они до плеч достают.

– Ничего, я не каждый день буду носить. Как дела?

Али рассказал о своем визите в канцелярию.

– И что мы будем делать? – спросила Лада.

– Ужинать.

– Это хорошая мысль. Иди мой руки, я сейчас накрою на стол. Что здесь у нас?

– Курица с начинкой, запеченная в тандыре, плов.

– А что в кувшине? Вино? Ты же говорил, что больше не будешь пить вина.

– После того как я в течение недели пил одно вино, сидя в подвале, оно утратило для меня свое значение. Оно для меня теперь словно вода. К тому же сирийские вина славятся отменным вкусом. Надо попробовать.

За трапезой Али был молчалив и рассеян. Но затем заговорил, отвечая, видимо, на какие-то свои, мучавшие его вопросы.

– Мы преувеличиваем значение смерти, – сказал он, – в древности люди проще относились к этому. По сути человек просто перестает существовать и разом освобождается от всех тягот жизни. Обретает бесконечную легкость, душа его отлетает в бесконечные просторы вселенной. А мы же продолжаем скорбеть по нему, истязаем себя воспоминаниями о нем. Но это наш осознанный выбор. Нам почему-то кажется, что мы, оставаясь жить, оказываемся в лучшем, по сравнению с ними положении. Хотя это не так.

– Мне нравится направление твоих мыслей, – сказала Лада, – мне кажется, они приведут тебя к правильному умозаключению.

– Ты так думаешь?

– Я на это надеюсь.

– Когда теряешь жизненный смысл, – продолжал Али, – надо придерживаться ориентиров, в виде ближайшей цели. Это помогает выдержать тяжесть.

– Ты утратил смысл жизни, ты не говорил мне этого?

– Не говорил, поскольку это очевидно.

– И каковы сегодняшние ориентиры? – спросила Лада. В ее голосе сквозила обида, но Али не слышал.

– Хадж. Да вот еще Насави надо помочь выбраться из тюрьмы.

– Хорошо, что ты не упомянул Малику. Я, было, подумала, что она один из твоих сегодняшних ориентиров. Позволь спросить, что будет после хаджа. Жизнь кончится?

– Честно говоря, я надеюсь, что мне будет откровение.

– В этом я бессильна тебе помочь, – сказала Лада, – но я могу тебе спеть или поиграть, или потанцевать. Хочешь?

– Нет, спасибо.

– Жаль, ты не знаешь, от чего отказываешься. Налить тебе еще вина?

– Кувшин у меня под рукой, – сказал Али, глядя на Ладу – тебя что-то расстроило в моих словах.

– Обидно слышать от близкого тебе человека, что ты не входишь в число его ориентиров.

– Кроме тебя и Егорки, у меня нет никого.

– Но ты об этом не говоришь, потому что это очевидно?

– Конечно.

– Напоминай мне об этом, для женщины слух важнее зрения.

– Я постараюсь это запомнить.

– С твоей памятью, о знатока Корана, тебе и стараться не надо. Налить тебе вина?

– Налей, – улыбнулся Али.

– А мы поговорим еще, о чем-нибудь?

– Конечно.