Изменницы - Элизабет Фримантл Страница 27

Кэтрин

Незабудка скреб когтями по дну клетки, изредка цокая языком. Руки у меня посинели от холода; я сложила ладони вместе и поднесла ко рту, согревая их дыханием. Погода стояла необычно холодная для марта, небо за окном хмурое, белое и пустое. Даже птицы не отваживались подняться в воздух из страха замерзнуть и свалиться с небес. Так говорит Юнона. Леди Джейн Сеймур (или Юнона, как все ее называют, ибо при дворе полным-полно дам по имени Джейн) прибыла к нам год назад; я ежедневно благодарю за нее небеса. Последнее время кузина Маргарет сущая язва, а Джейн Дормер невозможно оторвать от королевы. Кроме того, Джейн Дормер скоро выйдет замуж за Фериа и в конце концов покинет Англию и станет испанской графиней. Блестящая партия, учитывая то, что она – единственная из нас настоящая католичка. Она не похожа на меня или Юнону; нам, откровенно говоря, было все равно, есть ли чистилище, пресуществляются ли Святые Дары в плоть и кровь Христову во время мессы. Мы не слишком задумывались о том, что будет, когда мы умрем; для таких мыслей у нас будет достаточно времени, когда мы состаримся, а пока можно подумать о чем-нибудь повеселее.

Нас с Юноной часто путали. Правда, если взглянуть на нас внимательнее, сразу становится заметно, что сходство между нами лишь поверхностное. Мы одного роста, и у нас одинаковый цвет волос. Зато у меня глаза голубые, а у Юноны они более темного оттенка; у меня лицо сердечком, а у нее овальное. Губы у нее изогнуты, в то время как у меня более пухлые. Но за последний год мы так сблизились, что переняли друг у друга ужимки, обороты речи и манеры. Мы получили все преимущества близнецов – мы привлекаем к себе взгляды мужчин. Иногда казалось, будто мы находимся в двух местах одновременно, способны ввести других в заблуждение, – при этом у нас не было недостатков близнецов вроде отсутствия индивидуальности или необходимости все делить.

Королева, чье зрение слабело, тоже часто путала нас. Иногда мы нарочно менялись платьями, что порождало сумятицу. Приятно было видеть, как злится самодовольная Сьюзен Кларенси. Юнона – мой единственный луч света в этом мрачном месте, где все осторожно вращаются вокруг королевы и только и шепчутся о том, кого она назовет своим наследником. Правда, о престолонаследии никто не смел и заикаться – все боялись ее огорчить, хотя она и так всегда была в дурном настроении. Кроме того, ей опять казалось, будто она ждет ребенка.

Некоторые хотели бы видеть ее преемницей меня, хотя многие считали, что она выберет Елизавету. Иногда я представляла, что стану королевой и получу все, что полагается королеве: драгоценности, платья, роскошные покои, лесть придворных. Но даже я не была настолько глупа, чтобы полагать, будто меня ждут сплошные удовольствия; я ведь видела, что нынешнюю королеву буквально раздавило ее бремя. Сейчас она была сама на себя не похожа. Мысли о королевской власти слишком велики, чтобы свободно помещаться в голове, тем более что я все время вспоминала сестрицу Джейн. Так что я гнала от себя мысли о престоле. Кроме того, королева сомневалась в прочности моей веры. Я это знала, потому что чувствовала на себе ее взгляд во время мессы. Наверное, она не молилась по-настоящему, а только следила, как бы среди ее фрейлин не оказалось еретичек. Знай она, о чем я думаю на самом деле, меня бы давно сожгли на костре. Так или иначе, я давно поняла, что Елизавета гораздо лучше подходит на роль королевы. Скоро она вернется ко двору, и Maman посоветовала мне помириться с ней – что, боюсь, будет нелегко.

Джейн Дормер что-то тихо напевала. Мы с Юноной нашивали маленькие золотые диски на рукава парадного платья; работа навевала на меня тоску. Королева сгорбилась в кресле и, похоже, спала. Никто по-настоящему не верил в то, что она ждет ребенка, но только Фрайдсуайд Стерли говорила о своих сомнениях вслух. Во всяком случае, королева знала Фрайдсуайд с детства, и только ей хватало храбрости говорить, что она думает. Остальные, даже Сьюзен Кларенси, во всем ей потакали. Но королеве действительно нездоровилось: живот у нее раздулся, как барабан, и, видимо, болел, судя по тому, как она стонала, когда мы одевали ее. Мы все слышали, как по утрам ее рвет; нам приходилось убирать за ней яркие лужи желчи. Когда песенка Джейн Дормер подошла к концу, королева заворочалась и вздохнула, а потом вдруг проснулась. Юнона с улыбкой ткнула меня в бок, и я, затаив дыхание, плотно сжала губы, чтобы не прыснуть. Наискосок от нас сидела Левина; у ее ног лежал ее борзой пес. Она рисует нас всех. Левина ненадолго оторвалась от своей работы, посмотрела на нас, подняла брови. В отсутствие Maman Левина очень утешает меня; она всегда была рядом и готова меня успокоить.

– Боже! – с улыбкой воскликнула королева, еще не до конца проснувшись, как будто она видела сон. – Ангельские звуки! – Может быть, ей снилось, что она умерла и предстала перед Создателем? Вдруг улыбка исчезла, и королева показалась мне древней старухой, как будто на нее взвалили все несчастья мира. – Кале, – сказала она, поднося тыльную сторону ладони ко лбу. – Когда я умру и меня вскроют, вы найдете у меня в сердце Фелипе и Кале. – Я заметила, что Фрайдсуайд Стерли, которая сидела с вышиванием по другую сторону камина, переглянулась со своей соседкой, Сьюзен Кларенси. Они обе не скрывали тревоги. Правда, последнее время королева слишком часто говорила о смерти.

– Кале, Кале, Кале! – скрежетал Незабудка, прыгая на жердочке.

Джейн Дормер поднесла королеве кубок с поссетом, утешительно приговаривая:

– Не бойтесь, ваше величество! Ваш муж вернется к вам, не успеете оглянуться. Ребенок вас исцелит… – Королева ненадолго приложила руку к животу, и на ее губах мелькнула улыбка. Мысль о воображаемом наследнике – ее единственная радость. Она пила из кубка и что-то шептала на ухо Джейн Дормер. Та снова запела. Королева заснула – так же внезапно, как и проснулась.

Последние месяцы при дворе стало очень уныло. В прошлом году, после того как вернулся Фелипе, королева погрузилась в пучину отчаяния. Его повсюду сопровождала герцогиня Лотарингская, его любовница – хотя никто не называл ее так, все было ясно как день. Достаточно было увидеть, как он смотрит на нее – словно голодный пес на кость. Дело усугублялось тем, что герцогиня была поистине красавицей. Если усадить их рядом, любой, кто с ними не знаком, наверняка решит, что королева – именно герцогиня; у нее роскошные драгоценности и поистине королевская осанка. Саму же королеву с ее длинным лицом и вечно унылым видом легко принять за обыкновенную фрейлину.