Превратности любви - Хелена О. Банч Страница 27

– Ты расспросил свою сестру? – продолжала допытываться Анна.

– Я поговорил с отцом, – со вздохом сказал Ник.

– И что? Он ничего не подозревал?

– Вот именно, ничего. Ничего! Разве это не ужас?

– И ужас, и счастье, – философски заметила Анна.

– Да чего стоит счастье, купленное такой ценой? – возразил Ник.

– Но разве твой отец не был счастлив? Платить за все пришлось не ему, а твоей матери – и платить дорого, очень дорого.

– Ты права, – на этот раз согласился с ней Ник. – Как бы то ни было, я люблю своего отца, и он был, есть и всегда будет моим отцом. Вот и все, и давай сменим тему.

– Когда Анна нарезала мясо ломтиками, приправила пряностями и положила на решетку электрогриля, подаренного ей мужем в прошлом году на день рождения, Счастливчик уже потерял веру в то, что ему что-то перепадет, и, свернувшись клубочком, спал в корзине для мусора под письменным столом Ника.

Я поела на работе, – сказала Анна, закончив возиться с ужином. – Ты ешь, а я пойду спать, очень устала сегодня.

– Конечно, – ответил Ник. – Спасибо за ужин и… спокойной ночи.

Еще когда Анна только пришла, он сразу понял по ее настроению, что поговорить не удастся, да и не готов был пока к серьезному разговору, поэтому желание Анны лечь спать его только обрадовало. Они уже давно спали в разных комнатах, а значит, до завтра будет время все хорошенько обдумать.

Он немного поел, принял душ и, надев наушники, прилег на кровать в своей комнате. Глоток красного вина перед сном да немножко музыки, напоминающей о Венеции, диск уже крутится, и нарастает парящая мелодия солирующей скрипки, сочиненная Вивальди в другую ночь, несколько веков назад. Все это наркотики, которые готовят его ко сну, и тишина в доме – тоже, можно ненадолго забыть о треволнениях и полностью отключиться от семейных проблем.

Анна слышала, как он пошел к себе. В другое время она бы задышала ровнее, успокоилась и постаралась уснуть. Но сегодня лампа у ее изголовья горела, и, закрывая дверь, она убедилась, что свет просачивается в щелки. Чтобы муж заглянул к ней. Ну и ничего подобного. Он увидел, что в гостиной темно, и даже не подумал посмотреть, нет ли света под дверью ее комнаты. Тогда Анна вышла в туалет, нарочно спустила воду, чтобы зашумело, но и это не возымело действия.

Ну и ладно, подумала она. С желанием все равно дело плохо, совсем не хочется заниматься любовью, быть в объятиях человека, которому ты, по большому счету, совсем не нужна. Это выматывает, никаких сил не остается, это убивает желание, разъедает все как ржавчина. Иногда она срывается на него. В выплесках ярости утихает боль, но и желание тоже. А он редко выходит из себя, только всегда мрачный и тоже недоволен жизнью. Он никогда не бывает счастлив, и поди пойми, что его не устраивает. Она слишком устала от всего этого и не желала больше предпринимать серьезных усилий ради любви, они ее убивали.

Она встала, теперь уже стараясь не шуметь, вынула из тумбочки плейер, надела наушники и включила свою любимую песню, после чего снова легла и погасила свет. Песня была о нежности, о доверии друг к другу, о том, как важно иметь рядом человека, которому ты небезразлична.

Анна слушала эту песню только в отсутствие мужа: не то чтобы она боялась открытого неодобрения, просто ей была неприятна его неизменная усмешка – полная менторского превосходства и безграничного снисхождения к ее слабостям. А слова песни предназначались лишь ей одной, и никому больше.

Когда у Ника появился кто-то на стороне, она стала замечать за ужином, как блуждают его глаза, слышала, как он поет наедине с собой, видела, как он улыбается своим мыслям, думая не о ней.

Он по-прежнему был предупредительным, однако начал реже бывать дома, поскольку в его воображаемом доме не она сидела напротив него, не она смеялась его шуткам. Лучше бы он ненавидел ее или оскорблял. Но его, похоже, все устраивало, он продолжал обнимать ее и делился планами на будущее. Единственным, полагала Анна, что он хотел бы поменять, была она.

С тех пор ее жизнь протекала на грани помешательства: одиночество, изнурительная работа, обида обманутой женщины с примесью тревоги перед возможным уходом мужа, бессонные ночи у кроватки простуженного ребенка, срочные вызовы «скорой помощи» в четыре утра, когда ей казалось, что у дочки жар и она задыхается, минуты напряженного ожидания няни перед уходом на работу…

День за днем она чувствовала, что исчезает. Для мужа она уже была не реальностью, а так, чем-то вроде привычной вещи. Анна смотрела на себя в зеркало и видела, что нет в ней больше ничего живого и возбуждающего. Она стала изношенной и серой, словно старый свитер, который и выбросить жалко, и надеть – не наденешь.

Но Анна действительно устала и накануне мало спала, поэтому она вскоре заснула под звуки своей любимой песни, которую даже не дослушала до конца.

Ник встал рано и, по обыкновению, отправился на пробежку.

Его квартира располагалась в современном доме на Абботсбери-роуд неподалеку от Холланд-парка – одного из красивейших и самых романтичных парков в Лондоне. Ему нравилось по утрам бегать по тенистым аллеям, окруженным самым настоящим лесом, где терялось ощущение того, что ты находишься в центре огромного мегаполиса. Это стало для него своего рода ритуалом и позволяло настроиться на предстоящий день.

Довольно быстро он заметил, что его ежедневный ритуал совпадает по времени с ежедневными ритуалами других людей. Дела разводили их по разным местам в течение дня, но они регулярно пересекались в одно и то же время суток, занимаясь одним и тем же делом.

Солнце только взошло, украшенные лепниной фасады величественных домов Кенсингтона, соседствующих с особняками из традиционного красного кирпича, были подернуты зыбким туманом, а лес Холланд-парка представлял собой слегка затемненную сцену, декорацией для которой служили вековые дубы, оттенявшие густую, почти черную в этот час зелень мха.

Ник не сомневался, что мужчина и женщина, которые обычно одновременно с ним бегали по Холланд-парку, составят ему компанию и сегодня.

Высокого, чуть больше шести футов, худощавого мужчину лет сорока, бежавшего впереди, он заметил почти сразу. Делая вслед за ним поворот, Ник оглянулся через плечо и ярдах в тридцати позади себя увидел светловолосую женщину с неизменным терьером. Эти двое, бегая порознь, всегда посматривали друг на друга. Иногда впереди бежал он, иногда – она, и их, как правило, разделяло не меньше пятидесяти ярдов. Они явно были неравнодушны друг к другу, но никто из них не предпринимал шагов к какому-то сближению – только обмен взглядами на расстоянии.

Пока Ник размышлял об их отношениях, женщина уже обогнала его и бежала впереди, едва поспевая за своей собакой. Пес свернул в лес, потом выскочил оттуда и вернулся к хозяйке. Ник сократил расстояние, отделявшее его от женщины, и в этот момент она обернулась. Он проследил за ее взглядом, она смотрела в направлении леса, где, привалившись к дереву, стоял отставший от них худощавый мужчина, который не столько отдыхал, сколько пожирал глазами светловолосую хозяйку терьера. Поняв, что его маневр раскрыли, он вновь затрусил по аллее, делая вид, будто женщина его совсем не интересует.