Посылка для Анны - Миранда Дикинсон Страница 27

А недавно он заметил, что Анна с радостью обсуждает его жизнь, но не свою. Он редко встречал подобных людей, особенно в этом городе, где то, чем ты занимаешься, то, чем являешься и что думаешь, было валютой, способной двигать человека вперед.

Джонас, конечно, расспрашивал Анну о ее жизни – было бы грубо не интересоваться ею, – но суть работы на ресепшене национальной газеты, похоже, почти не менялась с течением времени, что значительно ограничивало его любопытство. О своей жизни в Корнуолле она почти не рассказывала, предпочитая обсуждать потрясающие ландшафты родного графства, а эти темы Джонас, любитель серфинга по выходным, с радостью поддерживал.

Несколько раз он задумывался над тем, не пригласить ли Анну на настоящее свидание, но до последнего времени его всегда что-то останавливало. Он не мог сказать почему: оба были молоды, привлекательны и одиноки, и у них уже нашлось очень много общего. Вначале он решил, что его потребность в хорошем друге выше потребности в отношениях.

Но за последние несколько месяцев его чувства начали меняться. Она крепко обняла его на прощание, когда он улетал в Испанию, и Джонаса очаровал запах ее волос. Снимая колонию синих каменных дроздов в душной жаре пустыни Табернас, он скучал по ней – искренне скучал, – словно часть его самого осталась в Лондоне. А потом была их поездка к отдаленному озеру, которое он исследовал на предмет возможных съемок документального фильма о дикой природе, и Джонас решился. Его поразило то, как красива была Анна, когда смотрела на неподвижное озеро, и воздух вокруг нее пропитывался спокойствием. В тот миг он увидел все ее качества словно под увеличительным стеклом, и они его заворожили. Анна была красивой, щедрой, с ней было интересно проводить время – так почему бы ему не хотеть с ней встречаться?

Он должен был что-то сделать…

– Поверь мне на слово, Анна, пять часов, проведенных на том мокром поле, заставили меня мечтать о работе в офисе…

Анна улыбалась, а Джонас перечислял трудности своего последнего задания, фильма для «Каунтилайф» о новом проекте биоразнообразия в глубинке Кента.

Вместо предсказанного весеннего солнышка съемочную команду встретил проливной ливень, превративший пышное пастбище в непролазное болото.

– Ты с ума сойдешь за рабочим столом.

– Я там, на поле, чуть с ума не сошел. Режиссер, кажется, меня испугался.

– Могу себе представить. Все волшебство шоу-бизнеса в одном флаконе твоей работы.

– Ага. Гламур невыносимый. – Он улыбнулся, передавая ей чашку чая. Счастливый Беннетт наматывал круги по кухне возле его ног. – Вообще-то, в этом и заключались хорошие новости, которыми я хотел поделиться. Меня взяли в постоянный съемочный состав.

– О, Джонас, поздравляю! Ты ведь этому рад?

– Рад. Это значит, что я должен вложиться в покупку новых резиновых сапог, судя по последнему заданию, зато как минимум в ближайшие четыре месяца в доходах я буду уверен. И есть шанс, что, если режиссеру понравится результат, мне могут дать и другие задачи. Так что я купил нам торт, чтобы отпраздновать… – Он помедлил, как делал обычно, когда говорил нечто, способное показаться двусмысленным. Анне нравились его слегка неуклюжие манеры и врожденная вежливость. – Ну, то есть, ты же не против отпраздновать это со мной?

– Вовсе нет. А уж против торта я никогда не возражаю, ты это знаешь.

Джонас просиял:

– На это я и надеялся. Радостью ведь надо делиться. – Он открыл большую белую коробку с тортом и начал разрезать чудесно выглядевший «Захер». – А как прошел твой день?

Счастье снова затопило Анну.

– Хорошо. Даже отлично, если честно.

– Правда? Как так?

Она подумала о последней доставке, о новой посылке в аккуратно сложенной оберточной бумаге, которая ждала ее дома. Это была сладкая пытка – знать о том, что посылка есть, что она лежит буквально в двух шагах по коридору, и быть не в силах ее коснуться.

Джонас смотрел на нее так, словно увидел в своей соседке нечто новое.

– О чем ты мне не рассказываешь? – довольно глупо спросил он.

Погладив Беннетта по голове, Анна улыбнулась:

– Ты умеешь хранить секреты?

Он нахмурился:

– А что?

– Джонас, я серьезно. Я должна знать, что дальше тебя это не пойдет, если я тебе расскажу.

– У тебя проблемы?

– Нет… конечно нет! Пообещай, что никому не скажешь.

Джонас возвел глаза к потолку:

– Ладно. Слово скаута.

– Я получаю на работе посылки. Личные. Я не знаю, от кого они и почему мне их шлют, но они замечательные.

– И сколько ты уже получила?

– Три. Последняя пришла сегодня утром.

– В них не было никаких записок?

– В первой не было. А вторая пришла с загадкой, но без подписи. Ни имени отправителя, ни адреса.

Джонас вскинул брови:

– И тебя это совсем не беспокоит? Странно же, что кто-то прикладывает столько усилий, но при этом не хочет, чтобы о нем узнали.

Только не Джонас тоже! Анна надеялась, что его ответ будет более разумным. Или она совершила ошибку, рассказав ему обо всем?

– А мне стоит волноваться? – спросила она.

– Не знаю. Я бы на твоем месте хотел узнать, кто отправляет мне посылки и почему.

По правде говоря, Анна тоже хотела это знать. С каждым новым подарком ее любопытство росло. Но ей не нравилась поспешность, с которой Джонас стремился к тем же выводам, что и все остальные.

– Разве мало того, что кто-то захотел подарить мне замечательные вещи?

– Ну, тоже хорошая мысль. – Он покачал головой. – И как так вышло, Анна Браун, что ты прожила в этом городе пять с половиной лет, но не заразилась всеобщим цинизмом?

– Я могу быть циничной не хуже других, если захочу, – парировала она, досадуя на то, что он считает ее милой, наивной деревенской дурочкой с запада. – Но этот поступок мне кажется прекрасным.

– Вполне возможно. Но все равно странно. Это же может быть кто угодно.

– Да, может.

– Действительно кто угодно, Анна! Разве ты не хочешь выяснить, кто это?

Она задумалась над вопросом. Да, ей было интересно. Да, было странно, что кто-то вложил столько времени и сил (не говоря уже о деньгах) в это дело, не желая признания. Ей нравилось удивлять друзей подарками, но даже она любила, когда ее благодарят. Это был один из лучших аспектов дарения. Затем последовала другая мысль: а понравится ли ей открытие, если она решится его сделать?

– Возможно. Ну ладно, да, хочу. И думаю, что я узнаю, кто это, когда он сам решит мне сказать. Но в глубине души мне нравится не знать, такой ответ имеет для тебя смысл?