Пособие для новобрачных - Саша Майская Страница 27

Нетвердым шагом прошествовав по первому этажу, они вышли из здания, пересекли площадь и вошли в кофейню «У Абдаллы». Сели за столик в самом центре зала, и Куприянов спросил напряженным голосом:

— Тебе по-восточному?

— Да, и холодную воду.

— Хорошо. Мне тоже. Будьте добры, два по-восточному и стакан холодной воды.

— Со льдом!

— Со льдом.

Улыбчивая официантка унеслась выполнять заказ, а Куприянов посмотрел измученным взором поверх растрепанных волос Катерины. Надо о чем-то говорить, но о чем он может говорить с этой женщиной, если единственное, чего ему хочется, так это как раз не говорить, а делать, и как можно дольше, но ведь…

Мысли угрожающе перепутались в голове, и Куприянов торопливо схватил принесенный официанткой запотевший стакан с водой. Катерина протестующе пискнула, но Куприянов только свирепо завращал глазами и выпил воду залпом. Потом осторожно поставил стакан и обратился к Катерине совершенно светским тоном:

— И давно ты увлекаешься балетом?

— Со вчерашнего дня. Меня просто попросили помочь собрать деньги.

— Понятно. Тебе не кажется, что во всем этом есть элемент мистики?

— В чем?

— Во всем. Мы три дня подряд сталкиваемся в самых неожиданных местах.

— Ты хочешь сказать, что я нарочно тебя выслеживаю?!

— В том-то и дело, что нет. О переговорах в пятницу никто не знал, мне Колобков назначил встречу лично. В спортзал я решил пойти всего за полчаса до нашей встречи. И о том, что Анюта занимается в «Радуге», никто на работе понятия не имеет.

Катерина высыпала в рот подтаявшие льдинки из пустого бокала, породив этим невинным жестом целую бурю эротических переживаний в мозгу измученного вице-президента. Он вдруг, представил, как она этим кусочком льда проводит по…

— А я всегда хотела уметь танцевать, но ничего не получалось. Потом Анюта худенькая, а я была толстой. В балет таких не брали.

— Акхм… ну, у Анюты тоже не слишком хорошо получается, но все-таки.

— Ты с ней сегодня ужинаешь?

— Не совсем. У нас небольшое ЧП, Марина уверена, что я должен вмешаться.

— А-а, ясно…

— Ты даже не спросила, в чем дело?

— Ну, полагаю, меня это не касается.

— А мне вот нужен твой совет.

— А чего это ты на меня орешь?

— Потому что! Ладно, извини. Понимаешь, Анька часами треплется по телефону со знакомым мальчиком. Маринка случайно их подслушала и… Ну, в общем, они разговаривали про секс.

— Вау!

— Не смейся! С этими современными подростками так все непонятно!

— Куприянов, ну ты даешь! Можно подумать, ты старый пень, а не молодой мужик. Сам-то ты что делал пятнадцать минут назад? Между прочим, та бабуся в лифте тебя не осуждала и не говорила «Мы такими не были».

Куприянов подавился кофе и потому ответить не мог, только смотрел на разнузданную Катерину отчаянными глазами, полными слез, а Катерина разошлась не на шутку.

— …И потом, что значит — говорили про секс? Можно обсуждать домашнее задание по биологии — там почти все про секс, пестики-тычинки, гомозиготные и прочие…

— Ах-хмрр…

— Литература — практически вся поэзия эротична, не говоря уж о тех, кому она посвящалась. Взять хоть Пушкина — сколько народу он успел полюбить?

— Ка…тя…

— Подними руки и дыши глубже. Кроме того, я вообще не понимаю, как можно АНЮТЕ сказать, что ее ПОДСЛУШИВАЛИ! Да она из дома сбежит, вот и все. А что за мальчик? Где познакомились? Сколько лет?

— Ги… тарой занимается, там же, в «Радуге».

— О, вот видишь! Хороший мальчик, значит. Нет, Куприянов, ты скажи, как ты собираешься говорить с двенадцатилетней девочкой про секс? Извращенец!

Куприянов закрыл лицо руками и захохотал. Отсмеявшись, он серьезно посмотрел на Катерину и сказал:

— Знаешь, с тобой никогда не знаешь, что случится через минуту. Катька, ты невозможная — но очень интересная. Мне кажется, ты на меня как-то правильно влияешь. Я словно из-подо льда выламываюсь.

— Подснежник!

Теперь они хохотали вместе. Однако, отсмеявшись, Катерина посмотрела на часы и стала торопливо собираться.

— Все, у меня полный аллес со временем. Спасибо за кофе, все было замечательно…

Куприянов перепугался, что она сейчас уйдет, и схватил ее за руку.

— Слушай… ты на этой неделе в зал не собираешься?

— У меня же нет карточки. А самый дешевый абонемент там стоит моей трехмесячной зарплаты. Я лучше дома гантели потягаю. Лежа на диване.

— Я бы мог тебя провести…

Она мягко высвободила руку и впервые посмотрела ему в глаза.

— Сереж… давай не будем усложнять, хорошо? Я уже все тебе сказала, тогда, в зале.

— Я не хочу — так.

— Куприянов это очень по-мужски. И по-детски. Не хочу — и не буду. Хочу — буду. А бывает еще: не хочу — а надо.

— Значит, ты тоже не хочешь, чтобы мы… чтобы все…

Она заглянула ему в глаза, и Куприянов в который раз поразился их отчаянной зелени.

— Я тебе так скажу — наступает такой период в жизни человека, когда он должен максимально трезво оценивать свои желания и возможности. Я не собираюсь врать тебе, что мне абсолютно безразлично, как ты ко мне относишься. Кроме того, ты действительно ПОТРЯСАЮЩЕ целуешься. Но у нас с тобой нет и не может быть отношений, Сережа. У каждого из нас своя жизнь. Пожалуйста, не осложняй мою — ведь ты мой начальник? Анюте привет. Счастливо.

Она повернулась и пошла к выходу, а Куприянов остался сидеть и смотреть ей вслед.

Пятнадцать лет назад его бросила невеста. Сегодня его отвергала женщина, которую он, кажется, полюбил по-настоящему. Куприянов почувствовал прилив легкой паники. Может, пора идти к психотерапевту?

Иди ровненько, ножки ставь тверденько, плечи расправь, грудь колесом…

И не оглядывайся!

Это ужасно, ужасно, ужасно. То, что было в лифте, ужасно. То, что вчера наговорила ему Люся, ужасно. Все ужасно, в принципе.

И девки, дуры, тоже хороши! Зачем она вообще обратилась к ним за помощью? Ведь ясно же — никогда она не сможет снимать мужиков так же лихо, как Шурка, и удерживать их возле себя так же крепко, как Наталья…

И кто вообще сказал, что у Шурки и Натальи все в порядке? Шурке тридцать восемь, а она все одна и одна. Наташка сидит в невестах уже два года, но почему-то никак не перейдет в разряд жен.

И если разобраться, то почему Шурка так злится, когда Наташка начинает рассказывать про свою свадьбу? Не потому ли, что самой Шурке ни один из ее суперлюбовников выйти замуж никогда не предлагал?