Нет повести прекраснее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте - Галина Данилова Страница 27

Полив утром огород, обрезав сухие ветки у кустарников, Петр Васильевич побежал в туалет. Открыв дверь, он онемел: весь толчок и пол были в дерьме, моче и бумаге. Все это медленно сползало из толчка на пол и пенилось. Вонь стояла такая, что он чуть не задохнулся. Он быстро закрыл дверь и задумался, ничего не понимая. Почему вдруг все поднялось и забродило? Вероятно, из-за жары, но и раньше, в прошлые годы, была жара.

Если бы с ним жила Алла, то такое явление бы обнаружилось раньше, а теперь он стоял в нерешительности, забыв, зачем пришел. Хорошо, что ее нет, никто не узнает о случившемся.

Его осенило, что это проделки Открытого, когда он прикинулся, что у него болит живот. Он пошел туда с пакетом, что-то бросил в яму, там и забродило. Жара стоит неимоверная, процесс пошел по возрастающей, в прохладную бы погоду это происходило медленнее. Вот разгадка.

Это месть за яйцо! Бумажки развесил, хорошо, что их прочитали немногие, вовремя сосед предупредил. Загадил туалет, теперь выгребай, горбаться над этим дерьмом.

Сыроежкин закипел от ненависти — как бы еще отомстить этому разведчику! Что бы такое придумать необычное. Но взглянув на туалет, отрезвел — надо убирать. Он пошел, взял лопату, ведро и савок. Вырыл яму, затем совком стал все собирать и выливать в ведро, наполнив, относил в яму. Когда все убрал, вымыл все внутри, принес песка и насыпал в яму. Убирая, он обнаружил обертку от дрожжей. Открытый бросил много пачек, не поскупился. Когда убирал, то пахло дрожжами, но он не придал этому внимание. Пока возился, то проклинал Открытого, как только мог. Из-за яйца так напакостить. Это жена его уговорила отомстить, сам бы Вячеслав Петрович не догадался. Какая въедливая фантазерка!

Ему захотелось вымыться, он налил в таз и в ведро воды — душа у него не было, — встал в таз и стал поливать себя ковшиком и мыться мочалкой. Переоделся в чистое, замочил одежду, чтобы постирать. Отварил картошки, достал бутылку водки, налил полстакана, выпил. Ему стало жаль себя, захотелось с кем-нибудь поделиться горем. Дочь едва ли его поймет. Все расскажет Сашке, а тот-то уж точно все знает о яйце. Начнет его пилить и называть всякими нехорошими словами. Сейчас она всем сердцем за Сашку, значит и за его отца. Скажет — сам затеял, вот и получай по заслугам, шутник! И угораздило ее влюбиться в этого Сашку! Из-за нее он такое и придумал, чтобы она его бросила. А с другой стороны, сам виноват — взял ее показать печь и камин, которые ему заказали, она его там и приглядела. И что же теперь делать? Надо ей доказать, какие это противные люди, из-за шутки готовы его с лица земли стереть. Придется ей про туалет рассказать, чтобы она отца пожалела, а Открытых возненавидела. В кого она влюбилась! Если думает о серьезных отношениях, то эти люди ей жить спокойно не дадут, будут над ней издеваться и терроризировать. Не подумал он, что такая каша заварится, когда шутил.

Есть советница, Юлия Павловна, она-то, наверное, уже знает, что про него написали в бумажках. Он вышел во двор, не терпелось с кем-нибудь поделиться. Юлия Павловна окликнула его, он стоял к ней спиной. Она собирала больные листья с черной смородины и крыжовника.

— Доброе утро, Петр Васильевич, как у вас огурцы и помидоры? — похоже, она ничего не знала, смотрела доброжелательно.

— Доброе утро, — заморгал от неожиданности Сыроежкин, не зная, с чего начать. — Растем понемножку. Чтобы росло, нужен уход и забота.

На Юлии Павловне был выцветший ситцевый халат, синий в голубой мелкий горошек, косынка, на ногах тряпочные босоножки. Она загорела, отчего морщины выступали глубже на потемневшем лице.

— Молодежь-то ваша встречается? — равнодушно спросила.

— А как же! Скоро моя приедет и пойдет дело по кругу, туда-сюда, — он понял, что она ничего не знает.

— Дело молодое, пусть бегает, — очень хотелось пожаловаться, не было мочи. — А слышали про мои новости? — он замолчал, стараясь понять, как она ответит.

— Что такое, какие новости? — она оживилась и глаза заблестели. — Я два дня ни с кем не общаюсь, занимаюсь огородом.

— У меня тут с Открытым нехорошее дело вышло, — он оглянулся по сторонам. — Вы ничего не заметили?

— Ничего, — она застыла от удивления, что, наконец, можно давать советы. — Есть мне время за всеми следить, копаюсь на своем участке и ничего не вижу.

— Я сообщу, один совет — никому не говорить, даже моим, пусть все спят спокойно. Вы меня поняли, — таинственно зашептал Сыроежкин.

— Неужели все так серьезно? — спросила шепотом Юлия Павловна и тоже посмотрела по сторонам. — Живу, как отшельница и ничего не знаю.