Рыжее счастье - Наталия Рощина Страница 27

— Конечно, — потупившись ответила Мара.

— Привет Евдокии Ивановне передавай. Как она себя чувствует? Почему так редко появляется у меня?

— Спасибо, она не болеет, а не заходит часто потому, что не хочет отвлекать от важных дел. — Мара знала, как хозяйка любит лесть, и потому не удивилась, увидев, как расцвело хмурое лицо Елены Константиновны. — У вас каждая минута на счету.

— Мы с ней свои люди. Я всегда рада ее видеть. — Елена Константиновна раскрыла папку с документам и. — Пусть зайдет как-нибудь после смены. Все, Мара, иди работай.

— Спасибо. — Мара выскочила из кабинета, прижимая ладони к горящим щекам. Как же она не любила разговаривать с этой женщиной! Ну ничего. Лиха беда начало. Немного терпения, и она покинет этот шумный, суетливый ресторанный мир.

И Мара начала готовиться к вступительным экзаменам. Теперь она спала по четыре-пять часов в сутки, но словно не чувствовала усталости. Ее вторая осень в этом городе должна была подарить совсем иные ощущения. Мара спала и видела себя студенткой. Она накупила общих тетрадок, наборы фломастеров, карандашей, ручек, как будто это было самым главным в процессе подготовки к экзаменам. Евдокия Ивановна не могла нарадоваться: девочка взрослела, четко осознавая, к чему нужно стремиться в этой жизни. То, что Мара тянулась к учебе, успокаивало Евдокию Ивановну. Вспоминая свой последний разговор с Еленой Константиновной, она то и дело присматривалась к Маре. Евдокия Ивановна боялась упустить тот момент, когда той будет нужна помощь, а обратиться девочка вряд ли решится. Но, кажется, все страхи надуманны: Мара все та же, книга — ее лучшая подруга, в ее словарном запасе не приживаются хлесткие ресторанные словечки, а то, что она решила поступить в институт, и вовсе успокоило Евдокию Ивановну. Она чувствовала себя ответственной за взросление Мары, за каждый шаг в ее жизни и, как могла, пыталась вывести ее на верный путь. Конечно, мир вокруг стал другим. Этого нельзя не признать. В нем правят деньги, удовольствия, и какой же нужно быть осторожной и рассудительной, чтобы не попасться на удочку мимолетных соблазнов.

Однажды, когда Мара еще не приехала с работы, Евдокия Ивановна достала из тайника небольшую металлическую коробочку. Здесь были все ее сбережения: деньги, драгоценности. Все то, что осталось от прежней жизни, когда Евдокия Ивановна считала себя ее хозяйкой. Тогда она могла позволить себе какие-то капризы: купить без всякого повода комплект из золотых серег и кольца, расщедриться на новую шубу, внеочередную пару модной обуви. Все это было в порядке вещей, и первым, что продала Евдокия Ивановна, когда вышла на пенсию, были кольцо и золотые серьги с аметистами. Евдокия Ивановна не сразу смогла отвыкнуть от того, что теперь не могла себе позволить даже самых обыденных трат. Ее пенсия не позволяла вести прежний образ жизни, но сносить в ломбард свои драгоценности Евдокия Ивановна больше не стала. Все свелось к минимальным тратам, строгому учету каждой копейки. Надеяться ни на кого не приходилось: муж умер много лет назад, а сын всегда сам был рад помощи. Избаловала Евдокия Ивановна и его, и невестку: все задаривала подарками, деньгам счета не знали, ни в чем себе не отказывали. Да не пошло все это изобилие впрок: не нашел своего места в жизни сын, а вот уже два года, как его не стало. Невестка продала квартиру и поспешно уехала в Семипалатинск к родителям. Никто и ничто не удерживало ее в этом городе. Одна осталась Евдокия Ивановна на белом свете: ни мужа, ни детей, ни внуков. А теперь у нее есть Мара…

Евдокия Ивановна смотрела на золотые украшения, перебирала их, вспоминая давно и безвозвратно ушедшие времена. Не вернуть ни их, ни близких, что давно остались за порогом вечности. Сколько слез выплакала, сколько бессонных ночей провела. Была бы работа, так хоть немного могла бы отвлечься, а так — день год тянется, я мысли мрачные сетями опутывают. Вот тогда и пошла Евдокия Ивановна на поклон к хозяйке ресторана. Как не вспоминать ее с благодарностью: работу дала, протянула руку помощи. И стали дни не похожими друг на друга, вереница покупателей отвлекала от собственных проблем. Выручку киоск давал хорошую, а потому Елена Константиновна нет-нет да и заплатит больше, чем положено. За год ожила Евдокия Ивановна, а теперь вот еще Мару повстречала. И надо же было ей остановиться именно возле ее ларька. До сих пор не могла Евдокия Ивановна забыть ее голодных глаз… Кажется, теперь есть кому помогать, кого радовать. Мара стала для пожилой женщины отрадой, надеждой на то, что не останется одинокой на старости лет.

Евдокия Ивановна делала все, чтобы Мара чувствовала себя в ее доме уютно. Девушке было с чем сравнить. Воспоминания о родном доме все чаще казались ей кошмарным сном. Мара без сожаления расставалась с прошлым. Однако поначалу оно тяготило ее. Воспоминания приходили помимо ее воли в снах, возникали вдруг, ассоциируясь с чем-то увиденным. А ведь так не хотелось вспоминать… Но вычеркнуть из памяти мать, воспоминания о бабушке, брате было невозможно. Особенно часто стала Маре сниться мама. В сновидениях она была красивой, улыбчивой, ласковой. Она протягивала руки, звала Мару, беспокойно оглядывалась по сторонам. Она словно не находила себе места. Просыпаясь, Мара долго не могла стряхнуть с себя впечатления от казавшейся совершенно реальной встречи. С этим нужно было что-то делать.

Мара долго молчала, нося в себе невысказанное беспокойство о том, что происходит с той, которая подарила ей жизнь. В воспоминаниях о ней была не только обида, боль, но и времена, когда им было так хорошо вместе, когда они были настоящей семьей. Жива ли она вообще? Какими бы ни были их отношения, но по прошествии времени Маре захотелось оставить в памяти только доброе и светлое, что связывало ее с матерью. Голос крови звал ее туда, где остался опустевший дом, разрушенное хозяйство, тени прошлого. Прошла весна, пролетело лето, и вот лишь осенью, почти через полгода жизни в городе, Мара набралась смелости и все-таки решилась на поездку в мир своего не самого счастливого детства. Она не смогла сделать это в одиночку, да и долго уговаривать Евдокию Ивановну не пришлось.

— Конечно, конечно, девочка, я поеду с тобой. — Евдокия Ивановна и не отпустила бы ее одну. Что ее могло ожидать в забытом богом поселке? За время, что они прожили вместе, Мара успела рассказать практически обо всем, что пережила после смерти бабушки, брата. О том, в какой кошмар превратилась ее жизнь, когда мать попросту начала спиваться, обвиняя свою дочь в смерти сына. — Как же тебе ехать одной-то? Я буду рядом. Мало ли что тебя ждет дома…

Мара и сама не представляла, какой будет ее встреча с матерью. Они ведь даже не попрощались. Сейчас Мара жалела, что сбежала. Нужно было обязательно попытаться поговорить. Неизвестно, к чему бы это привело, но Мара должна была попробовать. Теперь воображение рисовало не самые приятные картины: как должна была чувствовать себя мать, когда поняла, что осталась одна. Что может быть страшнее одиночества при полной неспособности жить нормальной жизнью? Мара лишила ее последнего шанса вернуться к ней. Как же она ругала себя за черствость, отсутствие терпения! Мать оказалась на краю пропасти. Некому было остановить ее, предостеречь от последнего шага.

Исправить уже ничего нельзя — это Мара четко осознавала. Но сейчас еще оставался шанс попытаться начадить отношения. Маре хотелось верить, что не все окончательно потеряно.