Принцесса Миа - Мэг Кэбот Страница 27

К сожалению, бабушку насторожило то, что было под коричневым шерстяным лифом.

– Я купила новый бюстгальтер, – процедила я сквозь зубы.

– Это я и сама вижу, – сказала бабушка, – я же не слепая. Я только не могу понять, что ты натолкала в чашечки.

– Ничего не натолкала! – ответила я снова сквозь зубы. – Там только я. Я выросла.

– Ни за что не поверю! – заявила она.

И я не успела и глазом моргнуть, как она взяла и ущипнула меня! Прямо за грудь!

– ОЙ! – заорала я, отпрыгивая от нее. – Ты что?

Но бабушка уже смотрела на меня с самодовольным видом.

– Ты и впрямь выросла! – сказала она. – Наверное, подействовало славное дженовийское оливковое масло, которым мы тебя потчевали этим летом.

– Скорее, это от вредных гормонов, которыми американские производители мяса нашпиговывают свой скот, – сказала я, потирая грудь, которая теперь пульсировала от боли. – С тех пор как я начала есть мясо, я выросла на целый дюйм и прибавила еще дюйм… ну, во всех остальных местах. Уверяю тебя, груди у меня настоящие. И теперь одна болит. Интересно, что бы ты сказала, если бы кто-то поступил так с тобой?

– Надо будет проследить, чтобы у Шанель сняли с тебя новые мерки, – сказала бабушка. Она выглядела очень довольной. – Амелия, это прекрасно. Наконец ты сможешь носить платья без бретелек, и платью будет на чем держаться, для разнообразия.

Честное слово, иногда я ее просто ненавижу.

Наконец, пришел мсье Кристоф с чаем и сэндвичами. И с рукописями дедушки, которые хранились во множестве картонных коробок. И, похоже, все тексты были о проблемах с канализацией, которые Дженовия испытывала на протяжении большей части его правления.

– Я не хочу произносить речь о канализации! – заявила я.

Честно говоря, я вообще не хотела произносить речь. Но я понимала, что такой подход мне ничего не даст – ни с бабушкой, ни с доктором Натсом, у которых, если задуматься, есть много общего – поэтому я решила скандалить из-за темы выступления.

– Бабушка, все эти бумаги – про дженовийскую канализационную систему. Я не могу выступать в Domina Rei с речью о сточных водах. – Я повернулась к мсье Кристофу, который болтался поблизости и ахал всякий раз, когда мы брали в руки одну из его бесценных бумаг. – Нет ли у вас чего-нибудь более личного?

– Амелия, не говори глупости, – сказала бабушка, – Ты не можешь читать членам Domina Rei личные бумаги твоего деда.

Честно говоря, я думала вовсе не про деда. Хотя у него было несколько остроумных писем, написанных во время войны, я надеялась найти что-нибудь, написанное кем-то другим, может быть…

Менее занудным? Кем-то не таким близким по времени? Или не мужчиной?

– А как насчет нее? – спросила я и показала на портрет, висевший в нише.

Это была очень приятная маленькая картина, портрет молодой девушки в платье эпохи Ренессанса, в тяжелой золоченой раме с резным орнаментом из листьев.

– Она? – пренебрежительно спросила бабушка, разве что не фыркая, – О ней даже не думай.

– Кто она такая?

Я задала вопрос в основном для того, чтобы просто позлить бабушку, которая явно хотела остановить свой выбор на текстах про канализацию. Но еще к потому, что портрет был очень красивый, А девушка на нем выглядела грустной. Как будто ей тоже немного знакомо чувство, которое испытываешь, когда скатываешься в яму.

– Это, – ответил мсье Кристоф усталым тоном, – Ее Королевское Высочество Амелия Вирджиния Ренальдо, пятьдесят седьмая принцесса Дженовии, которая правила в тысяча шестьсот шестьдесят девятом году,

Я несколько раз моргнула. Потом посмотрела на бабушку.

– Почему мы ее никогда не изучали?

Между прочим, поверьте мне на слово, бабушка заставила меня выучить череду моих предков. И Амелия Вирджиния нигде не упоминалась. Амелия – очень популярное имя в Дженовии, потому что так зовут святую, покровительницу нашей страны, молодую крестьянскую девушку, которая спасла государство от захватчика, усыпив его колыбельной песней и отрубив ему голову.

– Потому что она правила всего двенадцать дней, – нетерпеливо сказала бабушка, – А потом умерла от бубонной чумы.

– Неужели? – Я вскочила с места и подбежала к кулеру, чтобы рассмотреть маленький портрет получше. – На вид она моего возраста!

– Она и была твоего возраста, – сказала бабушка усталым голосом. – Амелия, будь так любезна, сядь на место. У нас нет на это времени. До торжественного вечера осталось меньше недели, и мы не можем больше тянуть, нужно придумать для тебя речь сейчас.

– Господи, как же это грустно, – сказала я.

Наверное, это тоже один из симптомов депрессии, когда ты почти все время плачешь. Потому что у меня и сейчас глаза были полны слез. Принцесса Амелия Вирджиния была такой хорошенькой, прямо как Мадонна – до того, как она увлеклась макробиотикой и каббалой и силовыми тренировками, – когда у нее были пухленькие щечки и все такое. А еще ока была немного похожа на Лилли, Если бы Лилли была брюнеткой. И носила корону и голубую бархатную ленту на шее,

– Ей что же, было шестнадцать лет?

– Да, это так, – ответил мсье Кристоф. Он подошел и встал рядом со мной. – Ужасное было время. Чума опустошала не только деревни, но и королевский двор. От чумы умерли родители и все братья этой принцессы. Поэтому она и унаследовала трон. Правила она, как верно сказали Ее Высочество, всего двенадцать дней, а потом и ее скосила Черная смерть. Но за это время она успела принять некоторые решения – в то время они казались противоречивыми, – которые в конечном счете спасли жизнь многим гражданам Дженовии, если не всему населению побережья. Например, одним из ее решений было закрыть порт Дженовии для входа и выхода судов, и запереть ворота дворца от любых посетителей, включая даже врачей, которые могли бы спасти ее собственную жизнь. Она не хотела рисковать и допускать дальнейшее распространение болезни.

– О господи! – Я прижала ладонь к груди, стараясь сдержать рыдания. – Как это грустно! Где ее записи?

Мсье Кристоф заморгал, глядя на меня снизу вверх (потому что в туфлях на платформе я ростом примерно шесть футов два дюйма, а он коротышка, как сказала бабушка, щелкунчик).

– Прошу прощения, Ваше Высочество?

– Ее записи, – сказала я. – Принцессы Амелии Вирджинии. Я бы хотела на них взглянуть,

– Ради бога, Амелия! – взорвалась бабушка. Было видно, что ей бы сейчас не помешали стакан «сайдкара» и сигарета вместо чая с карликовыми сэндвичами (без майонеза), как ей было предписано врачом. – Она не вела никаких записей, она боролась с чумой! У нее не было времени что-нибудь писать! Ей нужно было сжигать на заднем дворе тела горничных!

– Вообще-то, – задумчиво произнес мсье Кристоф, – она вела дневник.