Не горюй! - Мэриан Кайз Страница 27

— Ой, мама, не надо, — забеспокоилась я, полагая, что без этих сапог, которые она любовно разрисовала цветочками, Анна просто не выживет.

Кроме того, надо признаться, меня также волновала мысль, чью обувь станет носить сестра, если ее собственные сапоги выбросят.

Я опасалась, что мою.

— Посмотрим, — мрачно сказала мама. — А теперь что ты делаешь?

— Добавляю оливковое масло.

— Зачем же ты покупала оливковое масло?! — воскликнула она, определенно придя к выводу, что все ее дочери — сборище идиоток. — У нас есть бутылка масла, я использую его для чипсов. Ты могла бы взять его и не тратить зря деньги.

— Ну… спасибо. В следующий раз буду знать, — сказала я.

Не было смысла разъяснять ей, что есть огромная разница между экстрачистым итальянским маслом холодной выжимки и маслом «Флора», которое десяток раз перегоняют и в котором всегда какие-то черные точки.

— Так, — сказала я. — Теперь я потру сыр.

Но оказалось, что сказать значительно легче, чем сделать. Я искала терку повсюду, но так и не нашла.

В конце концов я обнаружила нечто, отдаленно напоминающее терку. Она даже не была механической, чтобы можно было совать туда кусочки и крутить ручку (об электрической я уже и не мечтала). Просто кусок металла с бугорками.

Требовалась большая сноровка, чтобы удерживать эту псевдотерку и кусок сыра, да при этом еще пытаться его натереть. Рука все время соскальзывала, и я стирала свои пальцы за компанию с сыром. Мама цокала языком, слушая мои проклятия, и подозрительно потянула носом, когда специфический запах «Пармезана» наполнил кухню.

Внезапно в холле началась какая-то суета. Голоса и смех. Мама взглянула на часы, висящие на стене, — она делала это машинально, потому что стрелки остановились на без десяти четыре два года назад.

— Они пришли! — объявила она.

Вечерами отец обычно привозил Хелен из колледжа, так что дома они появлялись вместе. Он делал это всякий раз, несмотря на круг в почти десять миль.

Хелен ворвалась на кухню. Выглядела она дивно. Даже лучше, чем обычно, если такое вообще возможно. Хотя на ней были всего лишь джемпер и джинсы, вид у нее был изысканный. Длинные шелковистые волосы, прозрачная нежная кожа, сияющие глаза, очаровательный улыбающийся рот.

— Привет всем! — провозгласила она. — Мы дома! Эй, чем это так противно пахнет? Фу! Кого-то стошнило?

Нам был слышен разговор в холле — папа говорил с кем-то, обладающим мужским голосом.

У нас явно были гости.

Мое сердце невольно дрогнуло: я все еще не перестала надеяться, что Джеймс неожиданно приедет. Хотя скорее голос принадлежал очередному поклоннику Хелен.

Впрочем, будет точнее называть их всех рабами Хелен.

Несмотря на то что я понимала, насколько глупо надеяться на внезапное появление Джеймса, я испытала острое разочарование, когда Хелен сказала:

— Между прочим, я привела с собой приятеля. Папа как раз показывает ему, куда повесить пальто. — Затем она обратила внимание на меня. — Эй! — закричала она. — Почему ты надела мои шмотки? Сейчас же снимай!

— Прости, Хелен, — заикаясь проговорила я. — Мне нечего было надеть. Я куплю новые, и ты сможешь пользоваться ими, когда захочешь.

— Можешь не сомневаться, — мрачно заявила она.

На этом обсуждение закончилось. Слава богу! Она, должно быть, в хорошем настроении.

— Что за молодого человека ты на этот раз привела? — поинтересовалась мама.

— Его зовут Адам, — сказала Хелен. — И будьте, пожалуйста, поласковее с ним, он обещал написать за меня реферат.

Мы с мамой тут же постарались придать нашим лицам выражение одновременно приветливое и сочувствующее. Еще один бедолага влюбился в Хелен. Его жизнь можно считать конченой. Все его будущее разрушено. Впереди его ждет лишь жалкое существование, которое он станет влачить в тени великолепной Хелен.

Мы с мамой обменялись взглядами. «Как агнец на заклание», — подумали мы, и я продолжала тереть сыр вперемежку с костяшками пальцев.

— Это мама, — услышала я голос Хелен, представляющей обреченного Адама маме.

«Беги! Беги как можно быстрее! Спасайся, Адам, пока не поздно!» — хотелось мне сказать.

— А вон там Клэр, — продолжила Хелен. — Ты знаешь, я тебе о ней рассказывала. У нее ребенок.

«Спасибо, Хелен, дрянь ты эдакая!» — подумала я. В ее устах моя история наверняка звучала как кухонная драма.

Я повернулась, собираясь ласково улыбнуться Адаму, и протянула сбитую в кровь руку, пахнущую «Пармезаном».

И слегка прибалдела.

Передо мной стоял вовсе не один из худосочных мальчиков Хелен.

Этот был настоящим мужчиной. Молодой — это верно. Но мужчина, вне всякого сомнения. Шесть футов с гаком и весьма сексуален. Длинные ноги, мускулистые руки, голубые глаза, квадратная челюсть, широкая улыбка… Если бы у нас на стенке висел прибор для измерения уровня тестостерона, его бы наверняка зашкалило.

Я как раз успела увидеть, как Адам крепко жмет руку маме. Затем он обратил свое внимание на меня. Краем глаза я видела, как мама разминает покалеченную руку и подозрительно разглядывает обручальное кольцо: не изменило ли оно форму после такого рукопожатия.

— Привет, — промямлила я смущенно, поскольку уже не помнила, когда встречалась с такой концентрацией мужественности в одном лице.

— Приятно познакомиться, — улыбнулся он, осторожно пожимая мою истерзанную руку.

«Господи, — подумала я, — наверное, я действительно старею, раз начала замечать, насколько великолепны молодые мужчины».

Я слышала голос Хелен, но он доносился до меня как бы издалека. Его заглушал шум крови в ушах. К тому же я покраснела так, как в последний раз краснела лет в пятнадцать.

— Надо же, — говорила она. — Здесь и в самом деле пахнет блевотиной.

— Это не блевотина, — вступилась мама. — Так пахнет сыр «Пармезан». Ну, ты знаешь: для соуса «Песто».