Проверка на любовь - Андреа Семпл Страница 27

Мы впервые заговорили друг с другом, когда я только перешла в четвертый класс. На теннисном корте, точно. Я проигрывала Дездемоне, а он сражался на соседней площадке. Это было теплым сентябрьским вечером, после занятий.

Дездемона совмещала роль и судьи, и игрока высшего класса («Дездемона-Всегда-Первая»), относясь к игре так серьезно, словно противницей ее была сама Мартина Навратилова на центральном корте Уимблдона. Когда мне в одном из немногих случаев удалось попасть по мячу, я послала его в сторону Алекса. К сожалению, он поздно отреагировал, и мячик, со смачным «чвяк!» вписался ему в переносицу. Я бросилась и за мячом, и чтобы убедиться, что ничего серьезного не стряслось, а молокососы (и разумеется, Дездемона) отдавали должное разыгравшейся комедии.

— Прости, — печально попросила я извинения.

— Все в порядке, — заявил Алекс, запрокинув голову и зажав пальцами переносицу, чтобы не текла кровь. — М-могло быть и хуже.

— Как это?

Он наклонился и, пристально глядя мне в глаза, выдал:

— А могла врезать и по яйцам.

Не похоже на диалог Ромео и Джульетты, вы не находите? И все-таки хочу признаться, что с той поры мной и овладела тяга к Алексу: я стала ловить себя на том, что думаю о нем все чаще. Я счастливо держала свои мысли при себе, так как знала, что он (как, впрочем, и любой другой парень из нашей школы) вряд ли еще раз обратит на меня внимание, не говоря уже о чем-то большем.

Нельзя сказать, чтобы Алекс выглядел слишком уж привлекательным: красавцем его назвать было трудно. Совсем не то, каким он стал в настоящее время. В общем-то, среди остальных ребят ничем особенным он не выделялся. И все же я нашла в нем что-то, нечто уязвимое, когда хочется обнять человека, прижать к груди и заверить, что все будет хорошо.

Наверное, это необычное желание и привело к тому, что через несколько месяцев, на дне рождения у Хобба, которому исполнялось пятнадцать, я начала отчаянно флиртовать с Алексом.

Насколько я помню, это была классическая домашняя вечеринка тинэйджеров. Хобб, который к тому времени научился контролировать свои спонтанные эрекции, совершенно не контролировал своих гостей. Он мог поклясться, что по крайней мере половину заявившихся к нему ребят он видел впервые.

Среди разномастной толпы присутствовали и оторвавшиеся домашние детки, напялившие на себя майки с трафаретом «Сладкий, как член», и крутые ребята из католической школы, они держались важно, с чувством собственного превосходства, и застенчивые мямли, пялящиеся на собственные ботинки, и балдеющие от «Шарлатанов» и «Каменных роз», девочки, обменивающиеся на кухне колпачками от своих дезодорантов и наклюкавшиеся сидра шестиклассники, едва успевающие добегать до туалета. На отчаянные крики Хобба: «Завтра из отпуска возвращаются родители!» никто не обращал внимания.

И конечно же, там был Алекс. Сгорбившись, он сидел на пуфике в углу, как потерявшийся малыш. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что выглядел он тогда отвратительно: в этих своих безразмерных спортивных штанах, в которых он мог утонуть, и спутанными вьющимися волосами, закрывающими лицо. Но в тот день он показался мне идеалом. Возможно, все дело как раз в той самой уязвимости, в его желании спрятаться за сотней масок. Это-то и заинтриговало меня. В отличие от других парней, уверенность которых буквально выступала из всех пор, к Алексу, по крайней мере, можно было подойти. Я знала, что это будет нетрудно. Важно лишь правильно выбрать момент. Несколько раз после происшествия на корте я уже разговаривала с ним, и по некоторым приметам поняла, что нравлюсь ему. Однако все осложнялось тем, что на школьном дворе я всегда была в компании Дездемоны. Боясь стать отвергнутой и осмеянной, я терпеливо ждала своего часа.

Нынешняя вечеринка предоставила мне великолепный шанс сделать свой ход, так как Дез уехала с папочкой кататься на горных лыжах. Когда Алекс, наконец, отлип от своего пуфика, я прокралась следом за ним наверх, к туалету, чтобы потом, якобы случайно, столкнуться с ним нос к носу, когда он будет выходить.

— А, Марта… Ты, старуха, оборзела, что ты делаешь под дверью?! — спросил он, на ходу застегивая ширинку. Должна заметить, что на этом этапе кумиром у Алекса был «Айс Ти», суперзвезда среди рэпперов. Следовательно, пока он жил на своей параллельной планете, где городишко Дарем считался чем-то вроде клейма хипхоп, его и без того небезупречный английский нет-нет, да и срывался на уличный жаргон.

— М-м-м… Я неважно себя чувствую, — с ходу соврала я. — По-моему, мне нужно прилечь.

— Э-э-э… ты, типа, хочешь, чтобы я п-присмотрел за тобой? — спросил он, стараясь не глядеть мне в глаза.

— Тебе это будет не трудно?

Ах, какая шалунья! Тем не менее мой коварный план вскоре сработал, и мы оказались на одной кровати, которая, как мне кажется, принадлежала родителям Хобба. Алекс обнял меня одной рукой.

И с этого мгновения каждое действие неизбежно влекло за собой следующее.

Нет, даже не совсем так.

Все получилось не так уж и гладко. Мы не знали, куда девать руки и ноги, неловко совали их, куда попало, но кончилось все тем, что мы начали обниматься и целоваться. Причем целовались так, как это делают тинэйджеры — с открытыми, как в зевке, ртами, наклонив голову под прямым углом к туловищу. Наши губы оставались склеенными, наверное, часа два, прежде чем Алекс аккуратно отстранился от меня и поинтересовался:

— Тебя, случайно, не тошнит?

— Нет, мне уже гораздо лучше, — тут же убедила его я.

И мы продолжали всасываться друг в друга, доставая языками до гланд, но теперь уже угол наклона находился в горизонтальной плоскости. Мы неумело мяли и тискали друг друга и заглотили по ведру слюней каждый. Потом он положил руку мне на грудь и перестал шевелиться, просто ожидая, что будет дальше.

— Ты мне д-давно нравишься, — сразу очаровал он меня своим признанием.

— И мне тоже. То есть ты мне нравишься, я хотела сказать.

— Правда? Честно?

— Да. Конечно.

— Сильно?

— Очень.

— Больше, чем Джейми Малрян?

— Ага. Намного больше.

— Больше, чем Даниэль? (Даниэль Браун был лучшим другом Алекса.)

— Определенно.

— А как насчет С-саймона Эдкока?

— Фу-у! От него же воняет.

Ну, это была уже преднамеренная ложь. Саймон Эдкок (он же Большой Петушок) был, конечно же, неотразим. Чего стоили его короткие иссиня-черные волосы, бледная чистая кожа и чуть прищуренные глаза, совсем как у Джеймса Дина! Правда, между ушей у него практически ничего и не было, но, как известно, Ай-Кью — далеко не номер один в списке привлекательных качеств для парня у девочки-тинэйджера.

— Но он нравится всем.

— И тебе тоже?

— Нет. Не говори глупостей, хотя ты их уже успела наболтать.