Мир перевернулся - Кармен Рид Страница 27

Доктор приступил к детальному осмотру.

– Да…. У вас лопнул пузырь, – сказал он наконец. – Кровотечение не остановится, пока мы его не удалим. Я попытаюсь его извлечь, но мы должны отвезти вас в операционную.

Пузырь… пузырь… До нее не сразу дошло, что он имеет в виду околоплодный пузырь, в котором в жидкости находится ребенок. Процедура не была слишком болезненной, но Эвелин воспринимала происходящее как насилие над ее телом. Ощущения были похожи на секс и на изнасилование, на аборт и роды одновременно.

Лежа на столе, Эвелин не могла не думать о рождении ребенка, которое должно было принести огромное счастье ей и Деннису. Вместо этого она лежала в небольшой палате, а в ее теле орудовали инструментами два совершенно незнакомых человека.

Эвелин душили рыдания. Она лежала, вцепившись руками в края стола, и слезы стекали ей в уши, а медсестра ласково поглаживала ее по волосам.

– Простите, – сказал доктор. – Я не хотел причинить вам боль. Может быть, мы все-таки отвезем вас в операционную и сделаем все под наркозом?

– Нет-нет, – настаивала Эвелин, цепляясь за тайную надежду, что если она будет в сознании, то, может, удастся сохранить ребенка.

Доктор опять взялся за инструменты.

– Пожалуйста, остановитесь, – попросила она, когда тело сковала болью очередная схватка, выдавшая новую порцию крови.

Потом доктор попросил ее встать. С помощью медсестры Эвелин поднялась на ноги и стояла, чувствуя, как от слабости подгибаются колени, по которым течет кровь.

Ее проводили в примыкающий к палате туалет, где доктор положил на унитаз специальное сиденье и попросил ее помочиться, что могло освободить пузырь. Захлебываясь от рыданий, она попыталась сделать так, как он сказал, хотя каждая мышца тела сопротивлялась и старалась удержать ребенка. Но все было напрасно. Эвелин почувствовала непроизвольные сокращения внутри, и из нее что-то выскользнуло. Она поняла, что тело избавилось от ребенка.

Эвелин встала. Ей не надо было поворачиваться, чтобы убедиться: там ее ребенок, но, превозмогая ужас, она все-таки сделала это. К своему удивлению, Эвелин увидела большой пузырь, плавающий в ярко-красной луже крови и мочи. Медсестра поймала ее взгляд и поспешно накрыла унитаз бумажным полотенцем, потом проводила к кровати. В вену вставили капельницу. Только теперь ее не ждал ребенок, который придал бы смысл происходящему.

– Полежите пока, я сейчас привезу кресло, – сказала медсестра.

Итак, Эвелин в рубашке с разрезом на спине, в панталонах, заполненных прокладками, с иглой в вене ехала по коридору к больничной палате, чувствуя себя более измученной, чем когда-либо раньше.

– Мне надо позвонить, – с трудом сказала она сестре. – Дать указания детям.

К кровати подвезли телефон, и она сначала позвонила домой. Поднял трубку Денни.

К горлу подступил комок, когда она услышала голос сына. Его не взволновало, что мамы не будет ночью дома.

– Вы с Томом хорошо себя вели?

– Да. Мы можем навестить тебя?

– Нет, глупыш. Я завтра приеду домой. Не скучайте… Позови няню.

После того как миссис Уилсон уверила ее, что все в порядке и она останется с детьми на ночь, если возникнет необходимость, поскольку от Денниса не было никаких известий, Эвелин попросила дать трубку Тому.

– Привет, мамочка, где ты? – Он явно был обеспокоен.

– Привет, пончик.

Мальчик в ответ хихикнул.

– Мамы не будет ночью дома. Мне очень жаль, но я вернусь только завтра.

– Ты повезешь нас утром в школу? – Голос ребенка задрожал.

– Я, наверное, не успею приехать так рано, зато обязательно заберу вас из школы домой. По дороге мы заедем в кафе и поедим пирожных. Тебе нравится мое предложение?

– Да, – ответил Том шепотом. – А папа скоро приедет?

– Я собираюсь ему позвонить, и он будет дома сразу же, как только сможет. А я приеду завтра… Договорились?

– Договорились. Ой, мамочка, мы сегодня сажали в горшки семена.

– Как здорово! Я очень тебя люблю…

– До свидания. – Мальчик повесил трубку, не дав ей ответить, как это обычно делают дети, но в этот вечер для Эвелин все имело особое значение, и она зарылась лицом в подушку, чтобы поплакать.

О Деннисе так и не было ничего известно. Она опять попыталась ему позвонить… Тщетно. Тогда Эвелин послала сообщение:

«Деннис, я в окружной больнице. Палата номер 7. С детьми осталась миссис Уилсон. Когда ты собираешься явиться домой? Где вообще тебя черти носят?»

Она помедлила, придумывая, как закончить сообщение.

«Со мной все в порядке, но я потеряла ребенка».

Положив трубку, Эвелин опять начала плакать, вернее, рыдать. Ей не хотелось демонстрировать свое состояние соседкам по палате, но она ничего не могла с собой поделать. Было уже шесть часов. Еда вызывала отвращение, и Эвелин молча лежала, уставившись в одну точку, слишком потрясенная несчастьем, чтобы уснуть.

В мозгу постоянно крутились слова: «Я потеряла ребенка». Слово «потеряла» казалось неверным, будто она положила куда-то и забыла ребенка или уронила, а теперь не может найти. На самом деле ей было известно, где он находится, – в пузыре, оставшемся в серой картонной подставке, а может быть, его уже сожгли с мусором.

Отвлечься от ужасных мыслей никак не удавалось. Время тянулось очень медленно. От безысходности по ее лицу текли слезы.

Деннис появился только в девять часов вечера.

Она вспомнила, как странно он выглядел, когда сел рядом с ней на кровать, – нервный, возбужденный, какой-то взъерошенный.

Деннис поцеловал ее в лоб и спросил, как она себя чувствует. Эвелин рассказала ему, что произошло, а он неловко обнял ее и прижал к себе.

– Очень жаль, что меня не было рядом.

– Я нигде не могла тебя найти. Кажется, все испробовала, – пожаловалась она.

– Я был в «Савое». Не пойму, почему там никогда не срабатывает телефон.

Эвелин поняла, что он лжет.

– Ты там был весь вечер? – спросила она, не понимая, зачем ей нужно еще раз услышать ложь.

– Да, – ответил он, не вдаваясь в детали.

Эвелин отстранилась от него, не представляя, что делать с тем, что ей стало известно. Что бы это значило?

Она спросила его, с кем он встречался, что они ели, где сидели. Короче столько вопросов, сколько ей пришло в голову.

– У тебя что-то не так? – спросила Эвелин, смущенная ложью и нервозностью, глядя, как Деннис теребит запонки на манжетах.

– Пока не могу сказать, – проговорил он наконец. – Это будет несправедливо по отношению к тебе.