Земля надежды - Вирджиния Спайс Страница 27

Как странно, что судьба иногда делает такие повороты. Но теперь девушка снова исчезла. Если майор Дурсль узнает, что побег произошел на глазах у Пинкорна, и тот позволил пленнице скрыться, то может произойти самое страшное. Однако у Пинкорна теплилась надежда на то, что он сможет успокоить гнев майора, объяснив тому, что уснул и ничего не видел.

Майор Дурсль должен поверить ему, ведь Пинкорну действительно необходим отдых и сон!

Внезапно утреннюю тишину разорвал громкий крик коменданта форта.

— Где она, где она? — гремел майор, на котором были одни брюки. Он устремился к Пинкорну. Дурсль был бос, его взлохмаченные волосы торчали во все стороны. Было очевидно, что он недавно проснулся и сразу же отправился взглянуть на свою пленницу.

Сержант почувствовал, как кровь отхлынула от лица, его колени подогнулись.

Майор Дурсль подошел к столбу, наклонился, поднял веревки, которыми была связана Энни, и, держа их в руках, направился к Пинкорну.

— Как ты мог допустить такое? — взревел он, потрясая в воздухе веревками. — Я приказал тебе не спускать с нее глаз. Так каким же образом ей удалось убежать, если ты всю ночь стерег ее? Ах ты, ленивый ублюдок, ты уснул! Признавайся! А не то, клянусь, через час ты будешь болтаться на соседнем дереве на этих самых веревках!

— Пощадите меня, сэр, — промолвил сержант, опуская глаза. — Я ничего не мог поделать. Я уже вторые сутки не спал, мое тело не слушалось меня, я смертельно устал и мне нужен был отдых…

Майор ударил Пинкорна по лицу так, что у того на щеке остался красный отпечаток.

— Ты никчемный дурак! — заорал Дурсль, а затем, круто повернувшись, уставился на столб. — Так каким же образом ей удалось убежать?!

В этот момент к майору подбежал запыхавшийся солдат. Его лицо казалось одного цвета с алым мундиром.

— Сэр, я только что обнаружил подкоп под стеной форта, — доложил он обеспокоенным голосом, в его глазах светилась тревога. — Очевидно, девчонка убежала через него.

— Подкоп? — переспросил майор Дурсль, бросая взгляд на высокую стену форта и потирая подбородок.

— Кто мог вырыть подкоп? Это дело рук аборигенов. Они хитрые, как лисы, и повадки у них одни и те же.

— Совершенно верное предположение, сэр. Я тоже так думаю, — солдат кивнул головой.

Сложив руки за спиной, он взглянул на Пинкорна и заметил, что щека у того красная от оплеухи. В глазах солдата появился страх. Он молился про себя о том, чтобы майор не приказал ему высечь сержанта. В форте Пинкорна очень любили. И если бы солдатам представилась возможность решить это дело по справедливости, то они, пожалуй, высекли бы самого майора. А может, устроили бы майору еще более суровое наказание…

— Мне не составит большого труда выяснить, какие именно аборигены похитили ее отсюда, — сухо сказал Дурсль. В округе осталось всего лишь две деревни, в которых я не успел побывать.

Он повернулся к Пинкорну:

— Ты ее прозевал, поэтому выследишь ее снова и сам вернешь назад, — сердито бросил он. — Я отправлюсь на поиски этой девицы в одном направлении, а ты поедешь в другом.

Сержант сглотнул от нервного напряжения.

— Что вы имеете в виду? — спросил он, запинаясь и боясь услышать ответ на свой вопрос.

Майор Дурсль ближе подошел к Пинкорну и бросил ему в лицо:

— Пока я в сопровождении отряда буду разыскивать того проклятого туземца, который похитил женщину у меня из-под носа, ты поедешь в другую деревню и, если она там, выкрадешь ее для меня!

— Но, сэр, — с мольбой в голосе проговорил сержант. — Что я могу сделать один? Да они просто зажарят и съедят меня, как рождественского барашка!

Майор с издевкой ответил:

— А ты поступи как тот абориген — дождись темноты, такого же, как ты, дурака часового, который заснет на посту, и умыкни девушку под покровом ночи. У тебя есть выбор, сержант: или ты через час повиснешь на первом попавшемся дереве, или пойдешь в деревню к дикарям и постараешься исправить свою оплошность. Что ты выберешь? Только быстрее!

— Я отправлюсь к аборигенам, согласно вашему приказанию, сэр, — дрогнувшим голосом сказал Пинкорн.

Злобно рассмеявшись, майор Дурсль направился к своему дому. Пинкорн дрожал всем телом, хорошо понимая, что у него нет выбора и ему придется идти к туземцам, чтобы избежать верной смерти от виселицы, которую обещал ему майор. Хотя возможность закончить жизнь на вертеле у дикарей нравилась сержанту еще меньше, но так оставался хоть какой-то шанс на спасение…

Маора мрачно наблюдала за тем, как Мани-пу спешился со своего чалого коня и повел в, дом бледнолицую, не обратив никакого внимания на жену, словно ее вовсе не существовало. Энни почувствовала на себе тяжелый взгляд туземки и даже услышала сердитое сопение Маоры. То, что Маора испытывала к Энни, трудно было даже назвать ненавистью. Это было слишком мягкое слово для описания ее чувств. Кроме того, Энни беспокоила судьба Патрика. Удалось ли ему, одинокому, плохо знающему эти края, добраться до города? И вообще — жив ли он? А что сейчас делает Джек, помнит ли он ее? От воспоминаний о Джеке сладко заныло сердце, она закрыла глаза и погрузилась в мечты: губы Джека касаются ее груди, и она сразу же забывает обо всем на свете. Ласки любимого успокаивают девушку, она отдается на волю своих чувств, ощущая себя в полной безопасности в его объятиях. Никакие тревоги и безумия мира, казалось, теперь не могут коснуться ее. Девушка представляла, как Джек снова зажигает пожар в ее крови и тела их сливаются в одно существо. Энни верила в то, что они изначально были предназначены друг для друга. Судьба предопределила это еще до их рождения! Она знала, что в его объятьях с легкостью примет то, что пошлет ей Судьба. Кто-то дотронулся до лица Энни, и она вздрогнула от неожиданности. Девушка открыла глаза и застыла, завороженная взглядом черных миндалевидных глаз Манипу. Он осторожно вытирал золу с ее лица кусочком мягкой влажной замши. Горевший очаг согревал продрогшую девушку, уютно потрескивали сухие поленья. Манипу склонился над ней и тихонько поцеловал Энни сначала в висок, потом в щеку, легонько коснулся своими губами ее губ. Девушка не успела опомниться, как Манипу аккуратно снял с нее обувь и сжал в ладонях ее маленькие ступни.

— Нет, Манипу, я не хочу, у меня есть жених, — прошептала Энни, испуганно передвинувшись в угол роскошного ложа из звериных шкур и поджимая под себя ноги.

Глаза туземца засверкали гневом. Вскочив на ноги, он возмущенно заговорил:

— Ты неблагодарная женщина! Кто любит тебя больше всех на свете и воздает тебе почести как первой женщине племени? Кто спас тебя от негодяя англичанина? Кто заботится о твоей пище и жилье? Это Манипу! Почему ты отказываешь мне в ласке? У меня было много женщин, и все они были очень довольны!

— Манипу, все женщины племени мечтают о ночи с тобой, почему же тебе еще нужна и я? Я буду хорошей хозяйкой, научусь готовить блюда, которые ты любишь, буду убирать твой дом, топить очаг, но, пожалуйста, ночи отдай Маоре, я не могу быть с тобой в постели, я люблю своего жениха!