Любовные послания герцога - Элизабет Бойл Страница 27

«Нет, этого не может быть! Тетушка Минти?»

Фу-ты! Что за безумная мысль! Престарелая дуэнья, которая любит вздремнуть у камина, – карманная воровка? Видимо, он сходит с ума.

Он заметил, что к орущей пожилой леди прокладывает путь офицер полиции. Мисс Лэнгли Тэтчер не видел, а видел только ее голубую шляпку, мелькавшую в толпе, когда она продиралась сквозь заслон сгрудившихся зевак.

– Эта женщина украла мой кошелек! – верещала леди, указывая пальцем одной руки на тетушку Минти и сунув другую в дорогую горностаевую муфту. – Я верну свой кошелек, а тебя повесят за твое бесстыдство! Уж я об этом позабочусь!

Тэтчер, которому высокий рост позволял видеть происходящее, глядя поверх толпы, продолжал пробиваться к мисс Лэнгли. Она уже сумела добраться до своей дуэньи, а мисс Талли стояла лицом к лицу с их обвинительницей.

Леди Филиппы пока не было видно, но несколько мгновений спустя он заметил, как по другую сторону тетушки Минти появилась и ее изящная фигурка, замкнувшая треугольник, обеспечивающий трехстороннюю поддержку.

Нет, он, должно быть, ошибся, Их респектабельная дуэнья не могла быть воровкой. Как такое могло прийти ему в голову? Но он не настолько отвык от высшего общества, чтобы не знать, что одного лишь намека на нарушение правил приличия будет достаточно, чтобы навсегда погубить репутацию сестер Лэнгли и их кузины и закрыть им доступ в высшее общество.

Потом он подумал, что есть способ спасти мисс Лэнгли – спасти их всех, поправил он себя.

Он мог бы нарушить свое инкогнито и назвать себя.

Это был выход. Ему нужно лишь назвать себя. Потом успокоить пострадавшую леди самыми искренними извинениями и пригласить ее в Холлиндрейк-Хаус на суаре, на бал или еще на что-нибудь этакое, что твердо решила устроить в его честь тетушка, а также пообещать взять под свой патронаж любую благотворительную акцию, – какую она пожелает.

«Я Холлиндрейк! Я Холлиндрейк!» – практиковался он, бормоча эти слова себе под нос, но все еще не чувствуя себя готовым сделать открыто это публичное заявление и навсегда отказаться от своей независимой жизни под именем Тэтчер.

Это означало бы распрощаться с мисс Лэнгли, подумал он, и взглянуть в последний раз в ее милые глаза. Потому что, как только он произнесет эти слова, назад пути не будет. И несмотря на ее уверенность в том, что Холлиндрейк не откажется от своего обещания, он сделает именно это.

Потому что какой бы соблазнительной маленькой озорницей она ни была, со всеми ее противоречиями я наивными понятиями о «склонностях», он пока не был готов очертя голову надеть на себя брачные оковы.

Сделав глубокий вдох, он попытался вспомнить, как умел его дедушка привести в повиновение всех и каждого с помощью одного грозного взгляда. Кажется, он что-то делал при этом бровями и раздувал ноздри, подумал он.

– Да вы знаете, кто я такая? – говорила потерпевшая констеблю, который прибыл, чтобы разобраться в ситуации. – Я графиня Ламби, любезный, и я не позволю с собой шутить! Эта женщина, – она указала на тетушку Минти, – украла мой ридикюль!

– Ничего подобного я не делала, – возмутилась тетушка Минти. – У нее, видно, с головой не в порядке, если она так говорит. А я респектабельная леди.

Бледное личико леди Филиппы побледнело еще сильнее, но она попыталась сгладить ситуацию:

– Уважаемый сэр, я леди Филиппа Ноуллз, внучатая племянница мисс Араминты Фоллифут. Должно быть, произошла какая-то ошибка, потому что моя дорогая тетушка Минти никогда не стала бы делать ничего такого, в чем ее обвиняет эта добрая леди.

– Никакой ошибки здесь нет! – воскликнула леди Ламби. – Я точно знаю, в какой момент у меня украли кошелек. Эта женщина толкнула меня – и кошелька не стало! Ваша тетушка – воровка!

– Ах ты, старая… – начала было тетушка Минти, сжимая кулаки.

Тэтчер мог бы поклясться, что старушка была готова наброситься на обидчицу с кулаками.

Но леди Филиппа схватила ее за локоть и остановила:

– Тетечка, пожалуйста, этим делу не поможешь. Постарайся успокоиться…

Но старушка разбушевалась не на шутку:

– Не успокаивай меня! Я не позволю называть себя воровкой какой-то вороне в поддельных побрякушках!

Физиономия леди Ламби приобрела темно-багровый оттенок, и Тэтчеру показалось, что ее хватит апоплексический удар из-за одного лишь предположения, что на ней надеты поддельные драгоценности, не говоря уж о том, что ее назвали «вороной».

Она повернулась к констеблю:

– Обыщите ее! Обыщите немедленно! Вы найдете мой ридикюль и поймете, что я говорю правду. Он из желтого бархата с золотой отделкой, а внутри находится миниатюра моего дорогого покойного мужа, графа Ламби, который был добропорядочным и законопослушным человеком. – Сказан это, она громко высморкалась в носовой платок.

Тэтчер попытался продвинуться поближе к центру скандала, но тут заметил, как мисс Лэнгли и ее сестра обменялись взглядом. Совершенно очевидно, что близнецы без слов понимали друг друга и, хотя они были разными по темпераменту и внешним данным, в этот момент их объединяло одно – целеустремленность. Тэтчера охватило дурное предчувствие.

«Что они, черт возьми, затевают?»

Мисс Талли выступила вперед и принялась плакать… вернее даже, подвывать:

– Ах, какая трагедия! Миниатюра вашего мужа? Какая ужасная потеря для вас, дорогая моя леди! Неудивительно, что вы так расстроились! И так ошиблись!

Этого отвлекающего маневра было достаточно, чтобы ее сестра успела исправить ситуацию.

И если бы Тэтчер не заметил, как они обменялись взглядом, его бы тоже ввело в заблуждение драматическое представление, устроенное Талли. Но он не сводил глаз с мисс Лэнгли. Это подсказывала ему интуиция, которая не раз спасала ему жизнь в Испании.

Если бы он мигнул, то непременно пропустил бы тот момент, когда мисс Лэнгли запустила руку под накидку тетушки и мгновенно вытащила ее назад. В руке была вещь, увидев которую, Тэтчер не поверил своим глазам.

«Ярко-желтый ридикюль. С золотой отделкой».

Ридикюль графини! Как и говорила эта дама.

А он-то был готов назвать свое имя и титул, пожертвовать своей репутацией, чтобы убедить всех, что произошла досадная ошибка! Все происшедшее предстало перед ним в новом свете. Мисс Лэнгли помчалась сюда сломя голову не потому, что боялась, что обокрали ее тетушку, но потому, что опасалась, что ее тетушка сама что-то натворила.

«Конечно, это решило бы все твои проблемы», – шепнул ему на ухо внутренний голос, подозрительно похожий на голос тети Дженивы.

Он-то считал, что возражения тети Дженивы против мисс Лэнгли продиктованы исключительно ее стерлинговским сознанием собственного превосходства над остальными, тогда как на самом деле она каким-то образом сумела разглядеть, что скрывается за фасадом этой поборницы соблюдения приличий.