Краски мечты - Лора Брантуэйт Страница 27

– Извините. Но тогда вы феномен. Потому что человек живет во времени, а его личного времени – три: прошлое, настоящее и будущее. Если у вас вместо трех одно…

– Вы всегда такая… интересная, когда выпьете?

– Нет. Когда есть публика. Мне нужен достойный зритель.

– Оно меня преследует!

– Что?

– Не важно. Замерзли?

Они шли опустевшими улочками. Темно, огоньки города вдали, внизу – как свечки на древнем алтаре.

– Нет.

– Не верю. Я бы замерз без шарфа и перчаток.

– Знаете, из двух рукавов можно соорудить вполне сносную муфту! – Джина продемонстрировала свое изобретение.

– Поразительно.

– И мне. – Джине приятно было быть с ним естественной и непосредственной. Он такой… сильный и мудрый.

Знаю, и все тут. Пусть прячет что угодно. Так хорошо…

Они вернулись в отель, казалось, спустя целую сотню лет, хотя на самом деле прошло минут двадцать. Даже квартал не успели обойти.

– Могу пригласить вас в гости, – сказал Альберт, и Джине почудилось нечто странное в его голосе.

На самом деле он чувствовал себя жутко. Он волновался! Будто от решения этой золотоволосой девчонки зависит что-то важное! Чуть ли не его судьба! Судьба…

– Так что? – Альберту никак не удавалось с собой справиться.

– Я за. – Джине меньше всего на свете хотелось подниматься в свое временное жилище, а идти коротать время в город не было сил.

– Тогда прошу.

Они пересекли дворик, Альберт успел удивиться: неужели забыл выключить свет? Открыл дверь, не сразу справившись озябшими пальцами с ключом.

– Ах! – Джина резко вдохнула, потрясенная.

Альберт просто остолбенел, тупо глядя перед собой.

Комната походила на сказку. Все: пол, столики, каминная полка – было уставлено свечами. Маленькие огоньки в таком количестве давали столько света, что его было достаточно, чтобы разглядеть мох в щелях между бревнами.

В камине трещал огонь. Пляшущее пламя отбрасывало сумасшедшие отблески на стены.

Постель была аккуратно расстелена. Обычное белье сменили на красный шелк.

Рядом с кроватью стоял в вазе почти неохватный букет багровых роз.

Джине захотелось упасть в обморок. Пусть делает с ней, что хочет…

– Значит, вот так? Напоил и соблазнил? – еле слышно прошептала Джина.

– Я не… – Альберту не удалось справиться с голосом. И что сказать? Что это не он? Какая чушь! Можно, пожалуй, девушку и обидеть. Неизвестно чем больше.

– Какой ужас. – Губы ее расплывались в улыбке. Она повернулась к Альберту. – Что дальше?

В ее глазах Альберт прочел ответ на заданный вопрос и едва не отшатнулся. Он и сам не знал, чего ему хочется больше: сжать эту фею в объятиях и овладеть ею тут же, на шкуре, или на шкуре у камина, или на постели… Или вызвать сюда администратора и устроить скандал. Мелькнула даже мысль: может, ошиблись домиком? Нет, не ошиблись. Вон его борсетка на тумбочке…

– Джина, ты отдаешь себе отчет в том, что происходит? – Альберт наклонился к самому ее уху. Не хотелось бороться с собой. Не хотелось.

– Может быть… Не знаю. Давай играть, будто я все еще пьяна и ничего-ничего не понимаю. – Джина прижалась к нему.

– Давай, – выдохнул Альберт и поцеловал ее.

Он хотел бы любить ее торопливо и пылко. У него давно не было женщины, а с теми, которые все же становились его любовницами, Альберт обращался так, чтобы не потерять своего достоинства и не показаться мужланом, но и не продемонстрировать больше чувства, чем он на самом деле испытывал. А испытывал он мало. Слово «любовь» для него всегда было чуть-чуть насмешкой. Он мыслил ее в эстетико-психическом ключе: глубоко анализировал в спектаклях ее проявления и следствия, применительно к своей жизни считая абстракцией.

Абстракция – это то, чего нет.

А сейчас было по-другому. Альберт понял, что больше всего на свете ему страшно обидеть девушку, волей то ли случая, то ли судьбы, то ли своей собственной оказавшуюся в его объятиях. И сама атмосфера не располагала к спешке и простоте.

Это было похоже на медовый месяц.

Губы Джины казались Альберту сладкими и мягкими, и он целовал ее жадно и нежно. Она дрожала. Альберт ласково помог ей снять пальто. Ее тело – такое хрупкое, такое изящное. Какие тонкие запястья… Альберт обхватил их пальцами, словно показывая свою власть и силу. Она покорялась. От этого стало так радостно, так пьяняще счастливо, что Альберт задохнулся от восторга и, подхватив Джину на руки, понес на кровать.

Ее свитер был теплым. А под ним – теплая, гладкая кожа. Рука Альберта скользнула по плоскому девичьему животу, и Джина бессильно застонала.

Ей так этого не хватало! Щемяще-нежного, на надрыве, дрожащего чувства, выраженного в ласках, поцелуях, прикосновениях мужского тела…

Альберт с величайшей нежностью помог ей снять обувь, джинсы и свитер. Она не помнила, как он остался без одежды. Джина лежала на кровати, прикрытая только кружевными лоскутками белья, и чувствовала разгоряченное тело мужчины, который желал ее так, как, может, не желал никто другой. Никогда. Его руки – она никогда бы не подумала – оказались очень осторожными и вкрадчивыми. Прикосновения горячих ладоней рождали нарастающий жаркий отзвук в теле. Плоть будто плавилась. Очаг внизу живота, от которого шли по телу сладкие, теплые волны, ширился и рос. Мир уплывал. Мыслей не было. Темное сладострастное пятно поглотило весь мир вокруг. Счастье.

Джина и Альберт любили друг друга так, как кочевники в пустыне пьют воду, – жадно, блаженно, потому что это было величайшей радостью и означало жизнь.

Для Альберта весь мир расцвел красками. Для Джины весь мир наполнился чувствами. Оба словно обрели смысл, который давно потеряли и долго-долго не могли найти. И смысл был – рядом, близко-близко, почти единым целым… Можно коснуться рукой, губами, грудью…

И когда Вселенная взорвалась острейшим пульсирующим наслаждением, крик Джины и хриплый стон Альберта слились в один звук.

– Я такого не испытывал никогда. За всю свою долгую и не скучную жизнь. Спасибо… – Альберт прижался губами к завитку на виске Джины. Он был уверен, что никому другому ни за что на свете не сказал таких слов. Но с Джиной ему хотелось быть откровенным. И он сделал свое признание с легкостью.

– Правда? – улыбнулась Джина.

– Правда, – заверил ее Альберт.

– Хорошо, что это взаимно. – Она прижалась к его плечу. Ее пронзило никогда прежде не испытанное ощущение: Джина не знала, где его рука, а где ее. Ощущение материальных границ тела полностью исчезло. Будто они перемешались в том волшебстве, которое сотворили несколько минут назад.