Дневник памяти - Дениза Алистер Страница 27

Папа осторожно вел меня по длинному проходу. Девочки перед нами разбрасывали нежные лепестки роз, чтобы мне было мягче ступать, и под нашими ногами лепестки источали сладкое благоухание. Я вспомнила поэтические слова моего прекрасного Акбара: «Некоторые цветы нужно раздавить, чтобы они начали благоухать. Аромат же других следует потихоньку вдыхать. Ты, моя любовь, относишься к последним».

Интересно, прав ли Акбар? Вдруг эти раздавленные лепестки роз станут последним несчастьем в моей жизни? Но осторожный внутренний голосок — а может, это Чанно пыталась предупредить меня — твердил, что раздавленные лепестки сопровождают нас повсюду. Покой же и комфорт преходящи. Чтобы добиться их, нужно приложить много усилий. Этим я и собиралась заняться. Мне казалось, будто я слышу голос мамы: «Всегда жертвуй собой ради своей новой семьи, радостно слушай и выполняй все распоряжения, никогда не навлекай на нас позора за то, что мы недостаточно хорошо тебя воспитали».

Наконец мы остановились в конце прохода рядом с Акбаром. Здесь начиналась новая жизнь. У меня было такое ощущение, будто я нахожусь на первой ступеньке лестницы, ведущей в мир чудес. Мне достаточно было одного взгляда на лицо Акбара, чтобы догадаться, что я права. Я никогда не видела большей радости, чем радость, наполнявшая его глаза. Мне казалось, я заглянула ему в душу и окунулась в таинственные озера. Они раскрыли мне тайну, что Акбар любил меня с сотворения мира. И это было убедительнее любых слов. Сказочное по силе чувство, уверенность друг в друге соединили наши души навсегда и вознесли их на небеса. А свадебная церемония продолжалась тем временем на земле.

Когда мы вышли на улицу, небеса очистились и на землю устремились ослепляющие лучи солнца. И я поняла одну истину: как бы ни обошлась с нами судьба, Бог все равно на нашей стороне. Эта мысль принесла мне невероятное облегчение. Вы не можете себе представить, как я была рада. Ведь последние несколько лет мне приходилось прятаться в тени собственных плотских желаний и мыслей.

Сама свадьба оказалась такой же прекрасной, как те, что я видела в кино. Мама и папа не пожалели ради этого денег. Меня не особенно волновало, чем вызвана такая расточительность: то ли стремлением вернуть утраченное положение в обществе, хотя бы и на один день, то ли желанием подарить мне самый чудесный день в моей жизни. И это действительно был особый для нас всех день.

Из разноцветных шатров эхо доносило звуки флейт. Их нежные мелодии прекрасно гармонировали с деликатесами, ласкающими наши рты. Мне казалось, что я вижу, как брызжет наша слюна, словно сок из спелого сочного персика. Еще я знала, что мои соки вместе с соками Акбара умирают от желания соединиться в бурном водопаде страсти. Но прежде чем это произойдет, предстояло еще разрезать шестиэтажный торт, протанцевать всю ночь напролет и выразить переполняющие меня эмоции у ног моего повелителя.

Когда официальная часть торжества уже близилась к концу, я вдруг решила предаться своему последнему греху — дикой пляске под стук барабанов с размахиванием рук и вызывающим покачиванием бедер.

Наверное, добропорядочная невеста не должна так танцевать, но мне неожиданно захотелось подбросить дров в затухающий огонь разговоров и сплетен. Теперь они, несомненно, вспыхнут с новой силой и будут вращаться вокруг испорченной на Западе особы… Вы же знаете, что я никогда не была эгоисткой и никогда не думала только о себе.

Длинные прозрачные шторы колыхались от легкого ветерка, то вплывая в окно, то выплывая из него, словно фантастическая свадебная вуаль ночного светила, чей круглый лик заглядывал к нам в спальню, более яркий, чем само солнце. Он слегка порозовел от смущения, так как облака раздели его.

Вдохновленный небесной картиной Акбар начал раздевать меня. Одно за другим он снял с меня множество украшений. Для всех они были драгоценностями, непременной частью наряда невесты, для Акбара же — оберткой роскошного подарка.

Затем Акбар слой за слоем начал снимать ткани, покрывавшие меня. Медленными, дразнящими движениями он стянул с моих плеч пышные рукава и проложил языком дорогу от шеи к полуобнаженной груди. Никто не смог бы более сладострастно снять самую изящную часть дамского туалета. Затем его ловкие пальцы занялись несколькими десятками крошечных жемчужных пуговичек у меня на спине. Пока одна рука медленно расстегивала их, другая гладила кожу под ними. Еще несколько расстегнутых пуговичек и поглаживаний, и Акбар облизнул губы, поедая глазами мою почти обнаженную фигуру. На мне оставались только белый кружевной и совершенно прозрачный лифчик и такого же цвета пояс с резинками, к которому были пристегнуты тонкие как паутинка чулки. Все это творение было предназначено для одной-единственной цели — окаймлять маленький треугольничек блестящих завитков. По-моему, Акбар моментально понял идею. Он опустился на колени, собираясь отдать должное изнывающему без ласки лону. А когда его руки сжали набухающие груди, мое тело задрожало от наслаждения. Как и раньше, он был занят только тем, чтобы доставить мне удовольствие, и вновь забыл научить меня думать о том, как удовлетворить его. Ничего, скоро я и своим умом пойму что к чему. А пока я позволила Акбару взять меня на руки и отнести на кровать.

Мне еще не доводилось ощущать ничего подобного в реальной жизни. Белые атласные простыни с ручной вышивкой отражали лунный свет. Мастерице пришлось сотни раз втыкать иглу в ткань, чтобы создать цветы, которые должны были помочь нам принести в этот мир наш плод. С потолка спускались гирлянды благоухающих цветов, встречаясь с не менее прекрасными рукотворными. Я понимала, что атмосфера поощряла Акбара воткнуть в меня свою плоть, как стальную иглу, чтобы и я могла расцвести, как эти цветы. И только черный пеньюар, спрятанный под матрацем, вносил диссонанс в эту совершенную картину. Может, с его помощью мама хотела намекнуть нам не торопиться приносить наш плод и дождаться, когда Акбар переедет в Канаду? Какими бы ни были ее истинные намерения, я не могла сейчас задумываться над этим.