Рабыни дьявола - Жюльетта Бенцони Страница 27

Красная от напряжения, в сдвинутом набекрень чепчике, Агата ухитрилась, не выпуская большую стопку белья, передать хозяйке два ожидавших ее письма: большой официальный конверт с личной печатью Императора и изящно сложенный листок, скрепленный зеленой восковой облаткой с изображением голубя. И, поскольку Марианна знала, каково содержимое большого конверта, она предпочла начать с меньшего.

– Ты знаешь, кто принес это? – спросила она у горничной.

– Слуга госпожи баронессы Ченами, который был вот-вот перед вашим приходом. Он сказал, что это срочно.

Марианна понимающе кивнула головой и подошла к окну, чтобы прочесть письмо своей новой приятельницы, собственно, единственной, приобретенной ею после приезда в Италию. Когда она собиралась покинуть Париж, Фортюнэ Гамелен набросала несколько слов своей соотечественнице, юной креолке, баронессе Зоэ Ченами.

Эта последняя, прежде чем стать приближенной принцессы Элизы и выйти замуж, часто посещала в Сен-Жермене школу м-м Кампан, куда Фортюнэ отдала на воспитание свою дочь Леонтину. Общность происхождения стала основанием дружбы между м-м Гамелен и м-ль Гильбо, и эта дружба поддерживалась письмами, когда Зоэ уехала в Италию, где вскоре после приезда вышла замуж за милейшего барона Ченами, – брата любимого камергера принцессы, – человека, в высшей степени владевшего искусством обольщения. Со своей стороны Зоэ, привлекательная и смышленая, заслужила благосклонность Элизы, которая доверила ей воспитание своей дочери, непоседливой Наполеон-Луизы, подлинной сорвиголовы, испытывавшей терпение юной креолки.

Вполне естественно, что Марианна, рекомендованная Фортюнэ, завязала дружбу с этой очаровательной женщиной, которая знакомила ее с Флоренцией и ввела в круг своих интимных друзей, которые собирались почти каждый день в гостеприимном салоне Лукарно-Аккуоли.

Княгиня Сант’Анна была там принята с ободряющей простотой и мало-помалу стала своим человеком. Поэтому было странно, что Зоэ, как обычно ожидавшая ее сегодня вечером, решила написать ей.

Письмо оказалось коротким, но тревожным. Похоже, что у Зоэ были крупные неприятности.

«Нам необходимо повидаться до встречи у меня, дорогая княгиня, – писала она неровным нервным почерком. – Дело идет о моем благополучии и, может быть, о жизни дорогого существа. Я буду ждать вас около пяти часов в церкви Ор Сан Мишель, в правом нефе, где находится готическая дарохранительница. Наденьте вуаль, чтобы никто вас не узнал. Только вы можете спасти вашу несчастную З…»

Озадаченная, Марианна внимательно перечитала письмо, затем направилась к камину, который, несмотря на теплое время года, продолжали топить из-за дворцовой сырости, и бросила в него послание Зоэ. Оно мгновенно вспыхнуло, но Марианна не спускала с него глаз, пока последний кусочек не превратился в пепел. А тем временем она размышляла.

Очевидно, что Зоэ попала в очень затруднительное положение, раз она так звала ее на помощь.

Сдержанность и застенчивость молодой женщины были хорошо известны, так же, как и ее особый талант заводить друзей, среди которых многие были старше Марианны. Почему же она зовет именно ее? Может быть, потому что она внушает ей больше доверия, чем остальные? Потому что она француженка, как и она сама? Или из-за ее близости с Фортюнэ?..

Как бы то ни было, Марианна взглянула на часы над камином, увидела, что времени до встречи остается мало, и позвала Агату одеть ее.

– Достань отделанное черным бархатом темно-зеленое суконное платье, черный плащ и вуаль из Шантильи!

Агата медленно выглянула из-за сундука и с беспокойством посмотрела на хозяйку.

– Куда собирается идти ваша светлость в таком траурном наряде? Безусловно, не к госпоже Ченами, как обычно…

Агата, преданная служанка, не стеснялась в выражениях, и обычно Марианна терпела ее замечания, но сегодня это пришло не вовремя. Беспокойство о Зоэ лишило Марианну привычной выдержки.

– С каких это пор ты смеешь задавать мне вопросы? – сухо оборвала она. – Я иду туда, куда мне надо. Делай побыстрей то, что я тебе сказала, вот и все!

– Но когда господин виконт вернется…

– Скажешь ему, что знаешь: я ушла… и пусть он подождет меня. Я не знаю, когда освобожусь.

Агата больше не настаивала и стала искать требуемую одежду, в то время как Марианна поспешила снять платье из розового батиста, слишком яркое для встречи в церкви, тем более что Зоэ рекомендовала ей прийти в вуали.

Подавая ей темное платье, обиженная нагоняем Агата спросила, поджав губы:

– Должна ли я позвать Гракха, чтобы заложить карету?

– Нет, я пойду пешком. Ходьба полезна для здоровья, а Флоренция такой город, где надо ходить, если хочешь все увидеть…

– Госпожа знает, что она будет по пояс заляпана грязью?

– Ничего не поделаешь! Одно стоит другого!

Чуть позже, в плаще до пят, она вышла из дворца. Большая шантилийская вуаль создала между нею и веселым светом дня хрупкий черный экран из листьев и цветов, но Марианна, огибая оставшиеся после вчерашнего дождя лужи, быстрым шагом направилась к Понте-Кеккио, который она пересекла, даже не взглянув на соблазнительные лавки ювелиров, прилепившиеся на нем пестрыми гроздьями.

В затянутой в перчатку руке она держала молитвенник с позолоченными уголками, который она взяла под вопросительным взглядом Агаты, сгоравшей от любопытства, но благоразумно промолчавшей. Снаряженная таким образом, она походила на даму из хорошего дома, идущую к вечерней мессе. И благодаря этому она могла избежать галантных предложений, с которыми итальянцы обычно обращаются к любой женщине с привлекательной фигурой. И одному Богу известно, сколько итальянцев к концу дня фланирует на улицах!

Несколько минут быстрой ходьбы привели Марианну к старинной церкви Ор Сан Мишель, некогда собственности богатых флорентийских корпораций, украшенной ими бесценными статуями, установленными в готических нишах. Под плотным сукном и густой черной вуалью Марианне стало невыносимо жарко. По лбу и по спине стекал пот. Просто грех было так вырядиться в такую теплую погоду, под сияющим изменчивой голубизной небом! Флоренция словно летала в гигантском, отливающем цветами радуги мыльном пузыре, с которым играло склоняющееся к закату солнце.

Город, обычно такой скрытный и замкнутый, в жаркое время открыл свои двери, извергая на улицы и площади говорливое и общительное человечество, тогда как колокола монастырей звали на молитву тех, кто предпочитал разговаривать только с Богом.

Прохлада внутри церкви приятно освежила посетительницу. Там, куда свет почти не проникал сквозь витражи, было так темно, что Марианне пришлось задержаться перед кропильницей и подождать, пока глаза освоятся с темнотой.

Вскоре она уже смогла разглядеть двойной неф и в правой его части тонкое великолепие шедевра Орканьи, средневековой дароносицы, поблескивающей золотом при дрожащем свете трех свечей. Но никого, ни женщины, ни мужчины, не было там. Церковь казалась пустой, и ее громадный неф отражал протяжным эхом только шаги церковного сторожа, возвращавшегося в ризницу.