Надбавка за вредность - Вера Эпингер Страница 27

С замирающим сердцем подошла к двери в кабинет Воронцова. Постучалась, чувствуя подкатывающий к горлу ком. Ответа не последовало. Может, что-то случилось? Ведь наверняка с Кириллом Романовичем что-то не то. Может поэтому он и вел себя странно.

Тихонько приоткрыла дверь и заглянула. Кресло за рабочим столом пустовало. Шеф обнаружился на огромном кожаном кресле с высокими подлокотниками, стоящем в левом углу кабинета. Мужчина уютно расположился, утопая в дутой спинке роскошной мебели. Ноги широко расставлены; одна рука небрежно лежит на подлокотнике, вторая — на пряжке ремня. Воронцов спал, чуть повернув голову и прижимаясь щекой к креслу.

Улыбнулась. Не я одна сплю на рабочем месте. Мышцы лица расслаблены, губы чуть приоткрыты. На ангелочка начальник не смахивал, скорее на чертенка, замученного ежедневными пакостями. Странно было видеть строгого Воронцова в таком беззащитном состоянии. У животных совместный сон — показатель доверия. Лошадь никогда не ляжет в присутствии человека, если не доверяет ему. У людей… у людей, пожалуй, тоже.

Стараясь сильно не шуметь, повесила пиджак на спинку офисного кресла и, еще раз обернувшись на притихшего мужчину, тихо притворила за собой дверь. Скорее всего, проснется Воронцов не скоро. Поэтому решила сходить к Лене. Судя по времени, она уже на рабочем месте.

— Приве-е — ет, красотка, — присвистнула подруга, едва заметив меня. — Выглядишь — огонь!

— Да брось, — усмехнулась я. Приятно, черт возьми.

— Город Грехов отдыхает, — подмигнула Лена. — Горячо, чертовски горячо! Воронцов уже видел?

— Видел, — хихикнула. — Он меня не узнал.

Рассказ об утреннем происшествии из моих уст звучал как дешевая пьеска. Но подруга оценила. Делиться тем, что начальник спит, не стала. Я же вообще не должна была это увидеть.

— Кирилл вечером на мальчишник ходил, друг его лучший женится. Так что сегодня сильно зверствовать не будет.

Так вот, в чем дело. Но что-то Ленка скрывает. Слишком уж личико у нее хитрое и глаза сверкают.

— А чего это ты так гаденько ухмыляешься? — облокотилась о ее стол я.

— Знаешь, какая тема мальчишника была? Ты же в курсе, что сейчас у народа бзик на тематические свадьбы и прочую мишуру.

— И? — не выдержала я.

— Чикаго тридцатых годов, Кира.

Я нахмурилась. Что-то знакомое…

— Дремучая! — подмигнула Лена и, нагнувшись, с придыханием прошептала: — Мафия. Гангстеры. Брюки с подтяжками.

Я прижала ладонь к губам, сдерживая смех. Да не может быть!

— Девочки — стриптизерши тоже были с подтяжками. Сначала. Прямо, как ты сейчас.

Сказанное дошло не сразу. А когда дошло… Твою ж… Я испуганно распахнула глаза и тут же засмеялась, хотя нет, заржала. Стыдно — то как! Понятно, почему Воронцов так отреагировал.

— Боже. Мой, — умудрилась выдавить сквозь смех.

— Именно так. У тебя сегодня очень подходящий наряд.

Наш дружный смех привлекал внимание приходящих сотрудников. Волновало ли это нас? Нисколько.

Когда шла к себе, на губах блуждала предвкушающая улыбка. Да — а — а, господин Воронцов, представляю, что вы испытали. Выдержите ли вы этот день? Вот в чем вопрос.

Я поняла, что спящий шеф — это удобно, когда допивала вторую чашку кофе. Переделала все дела — даже расписание на следующие недели накидала. Позвонила назначенным клиентам, оповестила их о времени встреч и даже еще позанималась папками. Чувствовала себя пчелкой Майей. И самое приятное из всего этого — я могла сама выбирать, чем мне заняться. А выполнив все необходимое, можно было немножко забыть о том, что ты на работе.

Вот я и потягивала кофе, калякая морду Мишки на листе бумаги. Выходило откровенно плохо — никогда не умела рисовать. Но что странно, глаза получались хорошие — живые, с той самой присущей ахалтекинцу хитринкой. Добавив смешной морде залихватский высунутый язык, довольно откинулась на спинку стула. Красота! Хоть сейчас на деннике Михмалли вешай.

Еще через пять минут поняла, что мне стало скучно. Решила позвонить Светке, пожаловаться на Мишку. Ответила на звонок Света после второго гудка.

— Кира, привет! Только собиралась тебе звонить, но подумала, что не стоит.

— Привет, Свет! Вот я и решила тебе набрать, — перекинула волосы на плечо и стала наматывать локон на палец.

— Рассказывай, как вчера съездила?

— Не спрашивай, серьезно, — в моем голосе послышалась обида.

— Что случилось? — тут же посерьезнела Света. — Что-то с тобой? Или с Мишей?

— Со мной. Миша твой — настоящий жеребец!

Знакомая звонко рассмеялась.

— Ты только это поняла?

— Угу. Представляешь, два часа, Света, два гребаных часа я пыталась его успокоить! Такое ощущение, будто он неделю стоял и только сейчас смог напряжение выпустить!

— Так сильно жеребцовал?

— Не просто сильно. Он двигался, как ненормальный. Ты бы знала, как я себя сейчас дерьмово чувствую. Спина и поясница адски ноют, а задница… он отбил мне всю задницу, — доказывая свои слова, чуть застонала.

— Понимаю, Кирусь, — вздохнула Света где — то там. — Но тебе же не привыкать. Ты сколько уже со мной и Мишкой? Не меньше шести лет, так это точно.

Я потянулась, как кошка, изогнув больную поясницу. На самом деле я немного преувеличила — пятую точку отбила не так уж и сильно, но мы давно играли со Светой в игру: кто кого пережалобит.

— Так что в следующий раз я выберу Витю! Сама будешь с Мишей мучиться!

Витя — это второй конь Светы. На этот раз не мечта детства, а серьезное спортивное приобретение. Винтеркайзер — огромный добродушный голландский теплокровный мерин — был привезен Светой из Европы и являлся ее основной лошадью. Именно на нем она прыгала конкура и занимала призовые места, выезжая на соревнования высокого уровня.

— Неее, — протянула Света. — Мишка — твой. Ладно, я побежала, дел — умотаться.

— Давай, пока, — хихикнула я и посмотрела в зеркало, висящее на противоположной стене.

Да так и застыла — в отражении, привалившись к дверному косяку, стоял Воронцов. Смотрел на меня таким странным взглядом — смесь удивления, отвращения и неверия. Скривил губы с легким намеком на ухмылку, а глаза серьезные — серьезные.

Мамочки… а как давно он тут стоит? И главное, сколько он услышал? Ведь разговор двух женщин — конников — это вещь своеобразная. Непосвященным слышатся очень пошлые и непотребные вещи. И судя по начальнику, слышал он весь разговор.

— Кира, — и голос такой проникновенный. — Будьте добры, кофе в мой кабинет. И зайдите сами.

По ощущениям сердце опустилось в пятки. И стучит так гулко — гулко, часто — часто. По телу то ли жар расплылся, то ли холодок пробежал, а может все вместе и одновременно.