Опасный лорд - Сабрина Джеффрис Страница 27

— Ах, я забыл, «слишком далеко» — это больше, чем парочка поцелуев. «Слишком далеко» должно быть нечто такое, после чего моя школьная подружка усомнилась бы в том, что я хороший. Что бы это могло быть?

Не сводя с нее глаз, он зажал рукав рубашки в кулаке и спустил его с плеча. Фелисити схватила его за руку, чтобы остановить, но он запечатлел поцелуй на ее губах, и она забыла обо всем на свете.

Поцелуй немедленно стал властным, язык проник в рот раньше, чем она поняла, что раскрыла губы. Край стола впивался в ладони, она цеплялась за него, чтобы не вцепиться в его пиджак, в чем он ее недавно обвинил.

Когда он распустил завязки рубашки, она пришла в себя и схватилась за края, прежде чем обнажилась грудь.

— Остановитесь! Что вы делаете?!

— Определяю пределы дозволенного, — хрипло сказал он. — Как далеко это «слишком далеко»?

— Это именно оно!

— В самом деле? Но вы сказали, что не лгали Саре, рассказав о моем «нападении» в тот вечер, а я ничего подобного не делал. — Черный, как ночь, взгляд не отрывался от ее лица, рука накрыла грудь под муслином, и Фелисити задохнулась. — Но меня часто подводит память. Наверное, надо ее освежить.

— Нет, вы… вы… — В голове было пусто — его рука гладила грудь. Это было восхитительно стыдно и очень изысканно. — О Боже! — Услышала Фелисити собственный голос.

— Я трогал вас так в тот вечер, Фелисити?

Она зажмурилась, чтобы не видеть триумф в его глазах. Он распластал ладонь на груди и стал ласкать ее, отчего затвердели соски. Фелисити всхлипнула; он наклонился, она ощутила его горячее, неровное дыхание на щеке.

— Скажи, querida, я так делал? — Иностранное слово на мгновение сбило ее с толку, но тут она вспомнила, что он наполовину испанец. Она была слишком смущена, чтобы спрашивать, что значит «querida». — Отвечай! — приказал он.

— Нет! — выпалила она.

Она заставила себя открыть глаза, ожидая увидеть злорадство на его лице, но была потрясена, увидев плохо скрываемое желание.

— Странно, что не делал, — сказал он. — Потому что хотел. Господи, как я хотел!

Его признание спасло ее израненную гордость. В тот вечер он не просто манипулировал ею — он испытывал то же, что и она. А то, что он делал с ней сейчас — ласки, поцелуи, — было больше, чем военная хитрость.

От этой мысли всколыхнулись подавленные желания, пролетели по ней шквалом, сдули мысли о девичьей скромности. Со стоном чистейшего мужского удовлетворения он принялся ласкать ее всерьез: пощипывал сосок сквозь муслин, нашел вторую грудь и подверг ее той же мучительной, сладостной ласке.

К ее стыду, она подумала с любопытством: что, если бы он коснулся пальцами обнаженного тела? Или губами? Какая скандальная мысль!

Словно догадавшись о ней, Йен запустил руку под рубашку и положил на грудь. Фелисити закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она желала лишь одного: чтобы Йен ласкал ее и трогал везде, в самых потаенных местах.

Она дышала с трудом, дерзкая рука — нет, руки, потому что они обе были внутри рубашки, — волшебным образом выкачивала само дыхание из ее тела. Она и не знала, что тело вмещает в себя такой простор для наслаждения, или что мужчина может так легко и безошибочно извлекать его.

— Йен… — пробормотала она и умолкла.

— Да. — Голос прозвучал как будто издалека. — Я словно в раю. Ты такая сладкая!

Он опустился на колено, спустил рубашку с груди, прильнул к ней губами. Именно этого она и хотела. Потрясенная, Фелисити сжала ладонями его голову, наслаждаясь исходившим от него ароматом сигар.

Застонав, Йен подтянул ее к себе и посадил на согнутое колено; чтобы сохранить равновесие, ей пришлось ухватиться за его плечи. Тогда он усадил Фелисити на свое бедро. Разрез ее панталон раскрылся, и к его ноге оказалась прижата самая интимная часть ее[тела.

Фелисити замерла в шоке. Она попыталась принять позу поприличнее, но ощутила внизу живота знакомую ей боль, которую испытала однажды ночью, когда мечтала о своем султане.

Фелисити тонула в волнах наслаждения.

Она нетерпеливо дергала лацканы фрака Йена, он снял его и бросил на пол. Сквозь рубашку она чувствовала его мускулы, ей нравилось, как они напрягались под ее пальцами. Он погладил ее икры, колени, внутреннюю часть бедра, его чудесные, ласковые пальцы пробрались в панталоны и вдруг замерли.

— Йен? — В глазах Фелисити была тревога. Он прислушался. Из коридора донеслись женские голоса и звуки шагов. Он схватил ее за руку.

— Это Сара и Эмили, — сказал Йен. — Вы их ждали? Она покачала головой. Йен напрягся и посмотрел на дверь.

Напротив ее комнаты была детская. Быть может, женщины пошли туда? Шаги остановились у ее двери. Теперь женщины говорили очень тихо, видимо, боялись ее разбудить. Знали бы они, что сейчас происходит в ее спальне!

Дверь детской открылась и закрылась. Фелисити с облегчением вздохнула.

— Фелисити! Это и значит «зайти слишком далеко»? Она с трудом сдержала рвущийся наружу смех.

— Пожалуй, вы правы, милорд.

Он слегка укусил ее за сосок, и она ахнула. Ей хотелось, чтобы он еще раз это сделал, она прижала его к себе, ей хотелось чего-то большего, но она не знала чего. Он дразнил ее, сосал грудь. Фелисити снова ощутила внизу живота дискомфорт.

Но когда застонала и покачнулась, Йен остановился.

— Вели мне прекратить, — потребовал он. В голосе его звучала мольба.

— Зачем? — ошеломленно спросила Фелисити. Наступило молчание. Он уткнулся лбом ей в грудь, а когда поднял голову, Фелисити увидела, что он беззвучно смеется.

— Впервые вижу девственницу, которая задает подобный вопрос. — Он поставил ее на ноги и поднялся с колена.

Слишком поздно она поняла, как далеко зашла. Хорошо, что он остановился. Фелисити стала быстро завязывать тесемки рубашки.

— Какой ужас! Вы, конечно, подумали, что я распутница.

— Нет. — Он приложил палец к ее губам. — Нет. Я подумал, что вы последняя женщина на земле, к которой я мог так прикасаться. — Он обвел пальцем ее губы.

Она посмотрела на Йена в надежде, что он снова ее поцелует. Однако, к ее разочарованию, этого не случилось.

Йен сам завязал тесемки на ее рубашке и тихо сказал:

— На этот раз вы имеете полное право пожаловаться Саре.

— Ни за что, — прошептала она. Как он мог такое подумать?

— Почему нет? Ничего не изменилось.

— Все изменилось. — Йен больше не казался ей распутником. А вот она вела себя безнравственно.

Все началось, как на балконе.

Однако закончилось совсем иначе. Тогда она считала себя жертвой распутника, а сейчас сама вела себя как распутница, наслаждаясь каждой лаской.